– Я слышала о нем, да... Ну, тогда до скорого.

Серый с Лешкой, к большому моему удивлению, выходят неожиданно быстро.

– Привет. Ну как вы? Все хорошо?

– Нормально.

– Хмурые какие-то.

– Мам, сказали же – нормально!

– А что Александр Викторович? – захожу издалека.

– А что он?

– Больше не ругал за плохую игру?

– Все, что хотел, он сказал нам в воскресенье. Мы сейчас куда?

– Домой. Вам же уроки делать. Любовь Даниловна, кстати, написала мне, что ты, Сереж, совсем съехал. Может, поискать тебе репетитора? Что папа говорит по этому поводу?

– Да ничего.

– В каком смысле? – хмурюсь.

– В таком. Он своими делами занят.

Прекрасно, блин. А у меня дел нет. Ну, сейчас ты у меня получишь! Я тебе все вспомню, деловой ты наш…

– Тогда я поспрашиваю у знакомых. Правда, к концу учебного года все толковые специалисты, как правило, уже никого не берут, но, может, что-то удастся сделать. На худой конец – тебе Лешка поможет. Да, Леш?

– Угу.

– Тогда никого не задерживаю. Выметайтесь, – шутливо треплю мальчиков по щекам.

– Ну, мам!

– Все-все. Прекращаю… – смеюсь. – Папа хоть не забывает заказывать вам ужин?

– Это мы и сами умеем.

Хочется поинтересоваться, давно ли, но вместо этого я спрашиваю:

– И что же вы едите?

– Вчера пиццу. Позавчера ели роллы, – простодушно сдает отца Лешка.

– А ваш тренер в курсе, чем вы питаетесь? А врач?

– От одной пиццы ничего не будет, – бурчит Сережа и толкает брата в бок: – Пойдем уже.

И правильно. И хорошо… У меня как раз подходит к концу терпение. Как только за мальчиками захлопываются двери машины, я выхватываю из держателя телефон и набираю Моисеева.

– Значит так, слушай меня сюда, отец года… – рявкаю, сжимая пальцы на руле. – Я долго терпела, и ты почему-то решил сесть нам на голову, но…

– Если ты опять про пропущенную игру, то я уже говорил, что был занят!

– Это чем же ты был занят? Своей прошмандовкой?! Если я молчу, то это не означает, что я не в курсе, Эдик! Ты можешь детям врать, не краснея, до поры до времени они даже будут верить твоим сказочкам, но неужели ты думаешь, что на них поведусь я?

– Хм… Нельзя, да, обойтись без скандалов? – вяло огрызается в ответ Эдик.

– Ну, так веди себя как человек – и никаких скандалов не будет. Вот скажи, какого черта у тебя дети питаются чем попало? Ты вообще в курсе, что они считают калории? Нет? Так я тебе расскажу…

– При чем здесь одно к другому?!

– При том, что из-за твоих отношений страдают наши дети!

– Юль, в тебе сейчас говорит ревность…

– Во мне говорит здравый смысл! Если ты взял за них ответственность, будь добр – неси ее. Серый съехал по математике – ты даже не в курсе. Эдик, блядь, очнись! Это просто баба, а они – твои сыновья. – В груди противно вибрирует и дрожит от захлестывающих меня эмоций. – Я напомню, что у ребят начинается пубертат. И это делает их очень ранимыми, очнись же! Думаешь, они не понимают, что тебе на них насрать?!

– Хуйни не неси! Это мои пацаны… – рявкает Моисеев.

– Так включайся, блин, раз твои! Или, если тебе некогда, скажи им об этом прямо! Я с радостью о них позабочусь.

– Что я должен сказать – «Лучше бы вам пожить с матерью»?

– А хоть бы и так, да!

– Они подумают, что я хочу от них избавиться.

– И будут недалеки от истины! Хоть себе уже в этом признайся.

– Это твои домыслы, Юля.

Сделав глубокий вдох, прикрываю глаза и считаю до десяти, давая себе время успокоиться.

– Домыслы? Понятно. А скажи-ка мне, дорогой, ты сейчас где находишься? Нет, стоп. Дай я угадаю! С этой… А твои дети дома одни. Заказывают, мать твою, пиццу, которую им нельзя.

– Я не пойму, что ты предлагаешь! Поставить крест на собственной жизни?!