Ещё в ранней юности взял он в жёны Нэрданэль, дочь знаменитого кузнеца по имени Махтан, из тех нольдор, которых особенно любил Аули. От Махтана Феанор узнал много секретов изготовления вещей из камня и металла. Сильной волей обладала Нэрданэль, но была она спокойнее Феанора, стремилась не управлять умами, а познавать их; когда огонь души Феанора разгорался слишком буйно, она успокаивала его. Но позднейшие деяния Феанора огорчали её, и отдалились они друг от друга. Семь сыновей родила она Феанору – некоторые унаследовали её нрав, но не все.

Случилось так, что Финвэ взял вторую жену. Это была Индис Красивая из племени ваньяр, высокая и золотоволосая, совсем не похожая на Мириэль. Была она из рода близкого самому Верховному Королю Ингвэ. Финвэ полюбил Индис и радовался ей, но тень Мириэль осталась и в доме Финвэ, и в сердце его. Феанору доставалась большая часть отцовской любви.

Не одобрил Феанор женитьбу отца. Не полюбил он ни Индис, ни её сыновей: Финголфина и Финарфина. Жил он от них отдельно, ходил по земле Аман, изучал науки, упражнялся в ремёслах, которые любил. В тех несчастьях, которые случились потом и в которых Феанор был больше всех повинен, многие склонны видеть причиной разлад в доме Финвэ; и считают, что если бы Финвэ смирился с утратой и все силы отдал на воспитание могучего и буйного сына, поступки Феанора были бы другими, и великое зло могло быть предотвращено. Печали и ссоры в доме Финвэ глубоко врезались в память нольдор. Но дети Индис были эльфами великими и славными, и дети её детей тоже. Если бы не они, история эльдар была бы намного короче.

Ещё в то время, когда Феанор и другие искусники из нольдор творили с радостью, не предвидя конца своим трудам, и сыновья Индис подрастали, набирая силу, полдень Валинора близился к концу. Ибо Мелькор, по приговору валар закованный в цепи на три века, просидел один под надзором Мандоса весь этот срок и, как обещал Манвэ, должен был явиться перед тронами валар снова. Когда привели его к ним и увидел он блеск их славы и блаженство, ничего, кроме злобной зависти, не возникло в его сердце. Смотрел он на детей Илюватара, сидевших у ног Великих, и ненавидел их, смотрел на сверкающие камни и желал их, но скрыл он до времени свои мысли и отложил мщение.

Перед Вратами Вальмара, униженно пав к ногам Манвэ, Мелькор просил прощения, клянясь, что если его освободят и будет он ничтожнейшим из свободных жителей Валинора, то станет помогать валар во всех трудах и больше всего в залечивании ран, которые сам нанёс миру. Ниэнна поддержала его мольбу, а Мандос промолчал.

Тогда простил его Манвэ, но валар решили не отпускать его, и должен был он жить в стенах Вальмара, никуда не уходя. Дела и слова Мелькора казались им добрыми; поначалу действительно помогал он и валар, и эльдар, принося большую пользу помощью своей и советами, и валар сами стали спрашивать у него совета, и через некоторое время разрешили ему свободно ходить по стране, а Манвэ показалось, что Мелькор излечился от Зла. Ибо Манвэ, помня, что вначале в мыслях Илюватара они с Мелькором были равны, сам не знал Зла и не мог его понять. Не дано ему было увидеть, что творится в глубине души Мелькора, и неведомо было ему, что любовь навеки ушла из чёрного сердца. Но Ульмо не обманулся, и Тулькас сжимал кулаки, когда видел своего врага Мелькора свободным; ибо Тулькас медленно приходит в гнев, но и забывает медленно. Однако оба подчинились решению Манвэ, ибо те, кто защищает власть от бунта, сами бунтовать не должны.

В сердце своём Мелькор больше всех ненавидел эльдар, как за то, что они были веселы и красивы, так и за то, что в них видел он причину возвышения валар и своего падения. Поэтому он изо всех сил изображал любовь к ним, искал их дружбы, предлагал им свои услуги, знания и искусство в любом деле. Было это всё обманом, ваньяр не доверяли ему и не пользовались его услугами, ибо сами жили в свете Деревьев и были довольны тем, что имели. На телери он сам не очень полагался, считая их неискусными и слабыми; такие не смогли бы стать орудиями в его планах. Но нольдор увлекались ремёслами, жадно впитывали тайные знания, которые он им открывал, и многие прислушивались к тем его словам, которые лучше бы никому не слышать.