Странное всё же дело: знать в свои четыре многое такое, о чём не все взрослые-то, наверное, знают, но не помнить при этом, как звали родителей, не помнить их лиц. Всё из-за процедуры ментального ввода? Что-то не верится. А может, он и не помнил их никогда, не видел? Ведь есть же такие дети, которых оставляют в чадо-ящиках, и в этом, как говорит Теллур, ничего страшного. Ну, да, так уж и ничего! Внезапно Аиртоном овладело желание узнать правду, увидеть всё то, что скрыто за блоками памяти. И он узнает, непременно узнает, появилась уверенность, надо только отгородиться от остального мира в комнате. Захваченный ей, необычной этой уверенностью, и не заметил, как добрался до комнат уединения, выстроившихся в ряд вдоль пышной зелёной аллеи. За ногу ухватила живая лоза, и пока отдирал, произошло следующее: одна из крон зашевелилась, раздался треск, затем крик, и в нескольких шагах от Аиртона упал мальчик. Долговязый, но гибкий, весь какой-то стремительный, он тут же вскочил, отряхнулся, выкрикнул звонко:

– Привет!

– Привет, – буркнул Аиртон, – ты чего это тут?

– Да так, – мальчик потёр ушибленное место, – осваиваю левитацию. Пока, правда, не очень выходит.

– Да, не очень, – согласился Аиртон.

– А ты сам-то чего? – неожиданно разозлился долговязый, сжал кулаки.

– А я ничего, – нахмурился и Аиртон, подобрался, – я в комнату уединения иду.

Помолчали, посмотрели друг на друга пристально, но настроение долговязого вновь изменилось: усмехнулся, махнул рукой.

– Да ладно тебе, – сказал, – не кипятись!

– А я и не кипячусь, – буркнул Аиртон.

Мальчик ему не нравился – улыбаться-то улыбается, а веет от него каким-то холодом. Стал вспоминать, видел ли его раньше, но нет, вроде б не видел. Выходит, с другой стороны, с зимней, и здесь появился впервые.

– А тебя как зовут? – спросил тем временем долговязый.

Холода в голосе его и взгляде прибавилось, потому Аиртон насторожился, ответил вопросом на вопрос:

– А тебя?

– Боишься, да? – сощурился тот. – И правильно делаешь, а то я тут двоих уже подловил, Иеронима и Ксана.

– Думаешь, это и правда настоящие их имена? – спросил Аиртон. – Могли же и обмануть, сказать вымышленные.

– Нет, не могли, – покачал головой долговязый, – меня не обманешь.

Аиртон и сам знал, что не обманули, и вопрос задал лишь для того, чтобы позлить. Иероним и Ксан были, как говорится, не разлей вода, с утра и до ночи пропадали на игровых площадках. Оно и понятно, что имена назвали свои настоящие, ибо зачем скрывать-то? Однако, своё собственное Аиртону называть всё равно не хотелось – ну его, этого новенького, обойдётся.

– Ладно, мне некогда, – сказал Аиртон, но не успел отвернуться, как долговязый был уже вплотную, схватил за плечо, развернул.

– Погоди-погоди, – прошипел, – я с тобой ещё не закончил! А ну, говори имя!

Мир стремительно выцветал, терял краски, и когда выцвел весь, где-то справа, в самом углу поля зрения Аиртон увидел прозрачные зубчатые колёсики. Они что-то сделали с ним, как-то изменили, и Аиртон сбросил руку с плеча, повалил долговязого, принялся бить.

– Почему у меня не вышло? – бормотал тот, почти не сопротивляясь, – почему ты не подчинился?..

На аллее тем временем появился Горгий, ещё один постоянный житель летней стороны, и, тут уж спорить не будешь, из неофитов самый толстый. Отсеки их с Аиртоном в общем доме были напротив, даже немного дружили, потому и драку Горгий увидел по-своему: подумал, что бьёт не Аиртон, а бьют его.

– Теллур, – заверещал, – насилие, здесь насилие!

«Умник» появился вмиг, от точки выхода из телепорта протянулся назад шлейф призрачных двойников.