Количество упоминаний колдовства и колдунов резко возросло после 91-го года, но с интересующей меня точки зрения эти упоминания мало что добавляют к уже сложившейся картине. Итоги изучения данного предмета были подведены Ольгой Борисовной Христофоровой в монографии, написанной и на основе собственных сборов, ведшихся с 1998 по 2008 годы, – «Колдуны и жертвы. Антропология колдовства в современной России».

К сожалению Христофорова не занималась Силой как самостоятельным предметом изучения, рассматривая ее лишь как черту колдуна. Тем не менее, ее мысли заслуживают особого внимания, поскольку итоговое осмысление силы неожиданно начинает сходиться с ее изначальным понятием. Кратко его можно выразить словами Бэкона: знание – сила. Разница лишь в том, что Бэкон приписывал знанию, в частности, научному – силу, а для современных российских этнографов, чье мнение выражает Христофорова, знание-сила стали неким единым явлением.

Подход Христофоровой можно считать социологическим, в противоположность, к примеру, йогическому. Ее гораздо больше занимает то, как колдун воспринимался крестьянским обществом, чем то, как он делает то, что делает. На мой взгляд, этот подход неверный, потому что колдуны уходят из нашего общества и уносят свои знания. Поэтому знания про то, как они воспринимались, становятся чистыми артефактами прошлого, а вот психологическая составляющая их деятельности могла бы многое раскрыть о природе и вполне современного человека.

Тем не менее, каждый желающий раскрыть в себе силу должен понимать, какое место среди людей он этим хочет занять, потому что его личность, безусловно, определяет, сколько сил вкладывать в обучение, исходя из общественной значимости состояния, которое человек надеется достичь. Иными словами, даже социализация, выражающаяся на языке Христофоровой в «статусе и репутации», имеет прямое отношение к управлению силой.

«Здесь мы имеем дело с двумя различными параметрами социально-коммуникативного пространства деревни – статусом и репутацией…

Если статус определяет стандартное отношение к своему носителю, то в конечном итоге решающее значение будет иметь именно репутация человека (перефразируя известную пословицу, можно сказать, что по статусу встречают, по репутации провожают)…» (Христофорова, с. 89).

К сожалению, русские этнографы, фольклористы и даже языковеды не умеют говорить о русском по-русски, поэтому их приходится переводить, чтобы сделать понятными. В данном случае некоторое понимание можно извлечь из отрывка из следующей главы, где Христофорова описывает «статусы» как устройство крестьянского мира, хотя, скорее, советского села:

«Приписывание колдовского знания/силы тому или иному человеку иногда совпадает с формальной властной иерархией (председатель колхоза может оборачиваться, глава сельской администрации колдует против людей, управляющий глазит теленка, бригадир портит за непослушание, мастер сажает пошибку за брак в работе и т. п.), но не менее часто являет собой альтернативу этой иерархии, когда жертвами порчи становятся представители власти (бригадир, учительница, председатель сельсовета и др.).

В этом втором случае колдунами могут считать либо людей видных, хотя и не занимающих властных позиций (так сказать, неформальных лидеров…), либо, наоборот, тех, кто не обладает в сельском сообществе никаким авторитетом» (т. ж., с. 116–7).

Очевидно, именно так автор поясняет, что имеется в виду под статусом. А имеется в виду место, занимаемое в общественном устройстве, где сутью отношения оказывается именно «видность» или «видимость» человека. Это удивительное понятие заслуживает особого изучения, поскольку не имеет никакого отношения к телам, которые видны при любых условиях, а относится к личности и, что особенно важно, к наличию внутренней силы.