– Иди за мной, – приказал он отцу, открывая решётчатую дверь.

Не глядя назад, он пошёл вперёд по коридору, остановившись перед дверью без всяких надписей. Провернув ключ, торчавший из замочной скважины, украинский полицай прошёл в комнату.

Войдя за ним, отец понял, что его привели в комнату допросов. Здесь стоял маленький металлический стол с настольной лампой, табуретка с одной стороны и стул с противоположной. На столе не было ничего, кроме стопки белой бумаги и нескольких карандашей рядом.

– Кто такой? Фамилия, имя, отчество, – без обиняков начал допрос украинец, усаживаясь на стул.

Отец назвал своё настоящее имя, фамилию.

– Национальность? – тут же последовал следующий вопрос.

Отец понял, что говорить правду нельзя. Его могут прикончить сразу на месте.

– Русский по отцу, украинец по матери, – не моргнув глазом, соврал он.

Полицейский, однако, не поверил и повторил вопрос, теперь уже с угрозой в голосе. Отец решил, что признаваться опасней, чем выдавать себя за своего.

– Ну, добре, – немного смягчился полицейский. – Почему без документов и что делал на улице в комендантский час?

Отец без заминки сказал, что вышел в надежде стрельнуть папироску, так как свои кончились, а курить захотелось невмоготу. Украинец вновь стал подозрителен.

– Ладно, посидишь в кутузке до утра. Там разберёмся.

Наутро первое впечатление было, что о нём забыли. Каждый занимался своим делом. Да и отец вёл себя тихо, чтобы не навлекать на себя излишнее внимание. Однако в полдень ему приказали выйти из комнатки, и полицейский дал ему понять, что отец должен следовать за ним. Его вывели во двор, где стоял грузовой фургон, и показали, что он должен в него забраться. Не зная, куда его повезут, он, однако, залез в кузов машины, где сидело уже несколько мужчин. Через несколько минут он узнал, что везут их на Слободку, в созданное там недавно еврейское гетто. «Значит, всё-таки приняли за еврея», – подумал отец и прикинул, что так даже лучше. Не надо будет больше притворяться и представляться украинцем или русским.

Ввиду того что в городе стало совсем неспокойно, Моисей решил Биту больше одну за покупками не отпускать. В этот день они отправились на центральный рынок купить немного мяса и картошку, чтобы было, что есть на неделю. Они шли не торопясь, чтобы не привлекать внимание проходящих людей, мирно разговаривая. И хотя Моисей считал, что производит впечатление спокойного уверенного в себе человека, он раз от разу оглядывался назад, встревоженно глядел по сторонам. Когда они дошли до рынка, Моисей, как ему показалось, незаметно и с облегчением вздохнул. Здесь можно было затеряться среди людей, которых хоть и было не так уж много, но всё же больше, чем на улицах, по которым они только что проходили. Они пошли вдоль прилавков, с удовольствием отмечая, что несмотря на военное положение в городе, колхозники продолжают привозить свой товар, и люди приходят купить необходимое, хоть и в заметно меньшем количестве, чем это было до начала войны.

Внезапно все вокруг засуетились, люди стали быстро уходить в отходящие по бокам от главной улицы закоулки, кто-то выкрикнул, что началась облава на евреев и цыган.

– Ваши документы, – Моисей услышал за спиной приказ, отданный на румынском языке, так хорошо ему знакомом.

Моисей развернулся лицом к солдату, отвечая на румынском языке, что вышел с женой за картошкой и мясом и документы забыл дома.

– Jude? – не обращая внимание на объяснения Моисея, спросил с почти утвердительной интонацией солдат. Моисей понял, что отнекиваться бесполезно, и молча опустил голову. Солдат, больше не говоря ни слова, стал выталкивать Моисея и Биту за первый поворот. Здесь он поставил их спиной к стенке, не говоря ни слова, вскинул автомат к плечу, и дал короткую очередь по обоим. Первым осел Моисей, а за ним, слегка вскрикнув, Ента, уже не ощущая, как затылком ударилась о мощённую поверхность тротуара.