Но услышал лишь удаляющиеся шаги и хохот. Когда у него почти не осталось сил, он посмотрел вниз, там бурлила горная река. Выступающий скалистый берег не давал надежды на спасение. Маленькое зерно отчаяния уже проросло в его сердце, как вдруг он увидел протянутую к нему руку. Вцепившись в неё, он выбрался наверх и поблагодарил спасителя. Пестун вытащил мальчугана из пропасти и строго спросил: − Кто разрешил вам покидать дворец?

Гуерино молчал. Спустившись со скалы, слуга взял за руки двух братьев и повёл их молча во дворец. На половине пути он всё же спросил Джакомо: − Почему ты не помог Гуерино?

− Я думал, что он шутит, − с улыбкой ответил ему младший брат.

Гуерино очнулся. Капель не давала ему окончательно потерять связь с этим миром.

− Что это? Сон или воспоминания детства?

− Вода, где-то капает вода, − подумал он. − Глоток воды дороже самого дорогого вина в мире.

И он опять впал в забытьё от бессилия. Он чувствовал, как ветерок шевелит его растрёпанные волосы, и моросящий дождик поливает его, и тонкие струйки воды текут по его лицу.

Осень. Прохладный ветерок шелестел буро-зелёными листьями дубов. Утренние заморозки заметные лишь отчасти пожелтевшей кое-где травой, да пятнами охры на листве. Охота на кабана. Загонщики бьют в барабаны, гонят животных на стрелков. В чащобе показались огромные свирепые с жёсткой длинной серо-коричневой щетиной и огромными клыками кабаны. Они шевелили скрученными в пружину хвостами, отгоняя назойливых мух, отогретых осенним солнцем и поэтому не менее агрессивных, чем они. Вепри замерли за кустами таволги, ощетинив от ярости шерсть в виде гребня на затылке. Их чуткие, слегка обвисающие лохматые уши, ловили каждый звук, каждый шорох, оценивая обстановку. Подняв вверх рыла с «пяточком», они с жадностью вдыхали осенний воздух, но ветер дул не со стороны охотников и это не давало им возможности сориентироваться. Загнанные в кустарник они были обречены: с одной стороны их ждала глубокая яма с воткнутыми копьями на дне с других сторон королевская конница.

Король Бертолдо в охотничьем снаряжении на чистокровном скакуне с копьём наперевес галопом скакал впереди. За ним Гуерино на белом коне. Вдруг над головой короля пролетело копьё, едва задев уши скакуна, и вонзилось перед ними в землю. Конь от испуга встал на дыбы. Владыка упал на землю навзничь. Гуерино спрыгнул с коня помочь отцу и оглянулся в сторону, туда, откуда прилетело копьё. Среди молодых тонких дубов он увидел знакомый силуэт. Это Джакомо на вороном коне. Его конь бил копытом о землю, куски дёрна разлетались вокруг. Конь фыркал. Джакомо смеялся. Его лицо излучало восторг и счастье.

− Отец! – бросился Гуерино к королю.

Гуэрино очнулся. На сердце его было тревожно и одиноко, будто страдания, усталость и неизвестность соткали вокруг него плотную оболочку, отделяющую его от остального мира. От мира счастья, благополучия, радости. Мира, где светит солнце, и поют иволги, шумит родник и бегут белые облака по голубому бездонному небу. Он оглянулся по сторонам. Ничего не изменилось в этом каменном подвале, лишь факел на стене едва коптил, мигая красным огоньком.

− Скоро он погаснет и тогда, всё погрузится в чёрную тьму, − подумал Гуэрино и вспомнил день, когда он попал в эту западню.

Он вышел из леса. Впереди простиралась безграничная равнина – владения его отца короля Бертолдо.

− Дом, родной дом! – с восторгом подумал юноша и широким шагом направился по тропе к городу, видневшемуся на горизонте.

Вокруг благоухали поля с цветущей желтой вайдой и сиреневой лавандой. Чувство голода заставило его ускорить шаг. В его сумке остался лишь ятрышник. Во время тяжёлого пути не раз эти клубни выручали его. Всего один съеденный белый шарик давал силы на целый день, притупляя чувство голода. Гуэрино знал, что и силой, и выносливостью он обязан салепу. Но весь его израсходовать он не имел право. Отец болен. Именно за этими молодильными яблоками и послал он своих сыновей. Гуерино волей случая нашёл их, и теперь бережно придерживая рукой сумку, спешил во дворец. Одетый в простую одежду бедняка он направился к закрытым городским воротам и понял, что обнаруживать себя ему нельзя.