Лунный свет падал прямо на её приподнятое лицо. Это было удивительное лицо – не прекрасное, в соответствии с однообразным представлением пресс-камеры, но излучавшее такой свет дерзкого разума, который делал саму по себе красоту дешёвкой и ничтожеством в сравнении с его сияющим воодушевлением. Он отодвинулся от неё ещё на шаг и стряхнул её руку.

– Почему не сделать? – повторила она мягко; затем с неожиданным смехом она сложила ладони и подняла их словно в молитве: – Почему он не сделает? О, великая луна Калифорнии, почему? О, языческие боги и богини, фавны и чародеи, ответьте мне почему?

Он одарил её исполненным презрения взглядом.

– Тебе бы на сцене играть! – сказал он.

– «Весь мир театр», – процитировала она, позволив рукам лениво упасть по бокам. – А наш – истинная комедия! Бедный Шекспир! Он и вообразить не мог таких персонажей, как мы с тобой! Ну а теперь представь, что ты удовлетворил бы ожидания всего Вашингтона и женился бы на мне, тогда, конечно, мы бы смертельно наскучили друг другу, однако с кучей денег мы смогли бы разбежаться кто куда, сегодня все так делают!

– Да, все так делают! – повторил он механически.

– Они не любят, знаешь ли! – продолжила она. – Любовь слишком скучна. Ты бы и сам нашёл её таковой!

– В самом деле! – сказал он, внезапно оживившись. – Это стало бы хуже любой пытки! Быть любимым, чтобы за мной следили, и стерегли, и нянчились, и целовали!..

– О, вряд ли какая женщина захочет тебя поцеловать! – вскричала она. – Никогда! Это было бы слишком с её стороны!

И она заливисто рассмеялась, словно весёлый жаворонок на заре. Он злобно уставился на неё, движимый неистовой жаждой схватить и скинуть её вниз с холма, как мешок с мусором.

– Чтобы поцеловать тебя, – сказала она, – нужно надеть на губы щит, словно намереваясь целовать охапку крапивы! Нет-нет! Мой ротик слишком красивый, мягкий и розовый! Мне бы не хотелось испортить его, оцарапав о твой, так что я не стану этого делать!

– Слава Богу! – истово произнёс он.

– И не волнуйся, – продолжила она легкомысленно, – в «Плазе» я надолго не задержусь.

– Ещё раз слава Богу!

– Я бы слишком соскучилась, особенно потому, что я не притворяюсь болящей, как ты. Кроме того, у меня есть дела! Чудесные дела! И я не думаю, что их можно совершить в одиночестве, как отшельник. Человечество – мой котёл! Доброй ночи!

Он остановил её порыв быстрым повелительным жестом.

– Постой! Прежде чем ты уйдешь, я хочу, чтобы ты узнала кое-какие мои мысли…

– Это необходимо?

– Думаю, да. Это избавит тебя от всех намерений увидеть меня вновь и станет облегчением для меня, если не для тебя. Слушай! И взгляни на себя моими глазами…

– Слишком сложно! – заявила она. – Я могу глядеть на вещи твоими глазами не более, чем ты – моими!

– Мадам…

Она выдохнула слабый смешок: «Ох!», и закрыла руками уши.

– Никаких «мадам», ради Бога! – вскричала она. – Звучит так, будто я королева или портниха!

В его мрачных глазах не было улыбки.

– Как же мне к тебе обращаться? – спросил он. – Женщину с таким богатством и независимостью, как у тебя, едва ли назовёшь «мисс», словно она под родительским присмотром.

– Нет, я полагаю! Есть старое английское слово «владычица» – такое странное и милое, тебе не кажется?

Она пропела две строки восхитительно проникновенным голосом, исполненным юности и нежности. Одним быстрым шагом он подскочил к ней и поймал её за плечи.

– Бог мой, я мог бы вытрясти из тебя жизнь! – яростно вскричал он. – Удивляюсь, что ты меня не боишься!

Она рассмеялась, не обращая внимания на его хватку.