– Виноват, ваше преосвященство.

– В следующий раз – преступника на землю и придушить. Вот как Карелин. Поняли?

– Да, владыка!

– А сейчас ступайте, отец. У меня тут дела посерьезней ваших угонщиков. Хотя, честно, вот весь день с вами про борьбу говорил бы. Но увы – дела, дела…

Отец Николай не поверил.

– Я могу идти, владыка?

– Ну да.

– Идти… и все?

– И все. Отец, не сочтите за дурной тон, но вы уже должны были выйти. Простите, занят как никогда.

– Спаси Господи, ваше преосвященство!

– Помогай Бог.

Отец Николай шагнул было по направлению к выходу, но остановился. Нет, он не мог так просто уйти. Не совсем отдавая себе отчета в том, что он делает, священник резко обернулся и спросил:

– Владыка, а почему вы меня отпускаете так… без наказания?

Архиерей поднял голову от какой-то бумаги, в которую он уже успел углубиться, и внимательно посмотрел на отца Николая. Чуть помедлив, он ответил:

– Понимаете, батюшка, вот такие необычные случаи, которые в жизни с нами происходят, попущены Богом для того, чтобы мы что-то поняли. Вы – священник и должны все понять сами. И я не собираюсь вас как-то поучать и тем более наказывать. Не люблю эти игры. Идите с Богом.

Отец Николай вышел из кабинета. У него кружилась голова. Секретарь-семинарист что-то сказал ему. Священник кивнул, не разбирая речи, и вышел на улицу.

Солнечные лучи ударили ему в лицо, свежий ветер растрепал бороду и волосы на голове. Ощущение блаженства и какой-то свободы наполнили священника. Он ощутил, как же прекрасно быть прощенным. И понял, что от всего сердца прощает тому… странному угонщику.

Ему подумалось, что вот такие беседы, как сегодняшняя, – это редкие встречи с настоящим христианством. Они согревают сердце, как свеча – замерзшие ладони. А еще отец Николай почувствовал, как же хочется в спортзал – размять мышцы и отработать пару бросков. Через минуту он уже был в машине и мчался на тренировку, попутно рассказывая Диме про нового архиерея.

Чудо произрастания волос

Еду в метро. Рядом, пошатываясь, стоит пьяный верзила. Вращая по сторонам мутными глазами, явно ищет, к кому бы прицепиться. Пытался пошутить с какой-то девушкой – она промолчала и вышла на следующей станции. Громко прокомментировал рекламный плакат, висящий на стенке вагона, – но никто не обронил ни слова. Посматривал пару раз и на меня, но я спокойно читал что-то с мобильного, не обращая внимания на попутчика. В конце концов пьяный приуныл и задумался о чем-то, склонив голову.

Поезд выехал из туннеля, вагон наполнился солнечным светом. Вдали засверкали купола монастыря. По привычке я перекрестился. Среагировав на мое движение, нетрезвый попутчик тут же поднял голову, оживился, и придвинулся ко мне. Очевидно, он нашел мишень для атаки. Начался разговор.

– Веруешь, значит?

– Значит, верую. А что?

– А то, что плохо ты веруешь.

Не понял. Озадаченно смотрю в пьяные глаза. Что значит «плохо верую»? Что он имеет в виду, этот выпивоха? Увидев мое замешательство, попутчик удовлетворительно крякнул и продолжил свою странную речь.

– Ты голову свою видел?

– Допустим, видел. А чего с ней такого?

– Да того, что ты наполовину лысый, – вот чего. Молодой парень, а лысина, как у профессора Преображенского.

Люди вокруг начинают смеяться. Я по-прежнему ничего не понимаю. Ну, положим, я лысоват – но при чем тут моя вера? И какая разница ему, пропойце? К чему его слова?

– Посмотри, – говорит, – на мою голову. Что видишь?

Смотрю. Копна густых, кучерявых волос.

– А теперь глянь сюда.

Он достает из широких штанин какую-то фотографию. На карточке вижу его самого, только полностью лысого. Все равно мне ничего не ясно.