Так и возникли Мира и Вера – две «ипостаси» одного человека[1]. Мира Александровна, как называл он её в первые дни знакомства, стала для него сначала находкой, а потом и «кладезем» для изучения своих программ, страхов и сомнений. Это чуть позже они, можно сказать, подружились. Она даже стала делиться с ним некоторыми «секретами профессии»:

– Любой психолог, если он грамотный и делает всё правильно, умеет работать со многими, в том числе, и собственными глубинными страхами, программами, опасениями. Своими и своих близких.

«Это она про сестру Надю», – «зафиксировал» в голове Иван.

– Как правило, люди, умеющие лечить любой «душевный насморк и кашель», – продолжала Мира, – сами всем этим когда-то переболели. Психологи, психиатры – они ж, в принципе, все – люди непростые. У нас разве дедушка Фрейд простой? Ох, не простой! Когда накопишь каких-то своих «заморочек» и избавишься от них, когда научишься лечить свои собственные «душевные болезни» и «моральные переломы», подходить к чужим становится в разы легче. Только после этого психологи могут брать большое количество клиентуры.

Набравшись от Миры этих «секретов», подлечив тот самый «насморк», Иван уже и сам почувствовал себя если не Фрейдом, то уж точно человеком непростым, и тут Мира взяла и отстранилась. Нет, она никуда не уехала, не оказалась «вне зоны действия сети», а просто перестала вмешиваться в их с Надей отношения. В конце концов, мол, она не только психолог, но ещё и сестра. Дала им возможность покопаться друг в друге, в своих отношениях без её «чуткого руководства»: «Попробуйте-ка сами! Что ж вы всё время «с костылём?!»

Может, она и правильно сделала, да без этого «костыля» Иван явно «хромал». Их с Надей роман «завис», превратившись из яркого и стремительного в затяжной, с туманными перспективами. Они не расходились, но и не сближались. Способствовало этому и расстояние. «И теперь, как две планеты, мы с тобою далеки», – вспомнил он слова песни, которую в годы его молодости пела София Ротару. «Правда, в те годы, – подумал он, – она выглядела гораздо старше, чем сейчас. В отличие от меня».

Ивана это беспокоило. Не то, как выглядит он и как выглядит певица. Беспокоило непонимание того, что он значит для Нади. Она моложе его. А, вдруг, он для неё – всего лишь «московское развлечение»?

Для него же Надя была второй женой, пусть пока и не зарегистрированной. Проблем с тем, чтобы это стало «официальной историей» с его стороны уже нет и не будет. Она для него уже сейчас – главная женщина в жизни!

«Ване действительно лучше прогуляться, быстрей протрезвеет», – подумал Александр, садясь в машину. Ни один гаишник не догадался бы, что он выпил, но привычки должны быть правильными, поэтому он вызвал собственного водителя. А что касается «степеней опьянения», то разница между ними и Ваней была всегда: тот веселел уже со второй стопки, а Александр – будто воду пил. Впрочем, за количеством он и не гнался: «стопку выпил, две в уме». Хотя была и в его жизни одна история.

Восемь лет прошло, а как вчера. Напился. Была причина, уважительней которой и не придумаешь. Женщина, которую он любил, ушла от него. Она устала и уехала. За двадцать лет могла устать. Он её не винил, но и не прощал.

Сильно пьяный он вошёл в церковь. Зачем? Что он там искал? Утешения или чуда? Было, конечно, в голове, что может нарваться на «отповедь» священника или на шипение старушек, но он даже придумал, что им скажет, чтобы не сорваться на что-то более грубое: «Я не к вам пришёл, а к Богу!». Его состояние, конечно, заметили, но ни батюшка, ни «божьи одуванчики» ни словом в его сторону не обмолвились, ни взглядом не обидели.