В значении, близком к современному, термин стал употребляться в начале XIX века, во время религиозного переполоха в Соединенных Штатах. Американские колонии, практиковавшие свободу исповедания новых религий, приобрели репутацию безопасного убежища, где эксцентричные верующие могли чудить сколько душе угодно. Эта духовная свобода распахнула двери и для спасающихся бегством представителей альтернативных социальных и политических групп. В середине 1800-х годов сформировались и распались более сотни небольших идеологических объединений. Когда в 1830-х французский политолог Алексис де Токвиль посетил США, он не переставал удивляться тому, что «американцы всех возрастов, всех состояний и всех наклонностей постоянно организовывали различные ассоциации»[25]. К «культам» того времени[26] можно отнести такие группы, как «Коммуна Онейда», лагерь полиаморных коммунистов в северной части штата Нью-Йорк (забавно звучит), Общество Гармонии, эгалитарное сообщество любителей науки в Индиане (как мило) и (мой любимый) недолговечный культ веганского земледелия в Массачусетсе под названием «Фруктовые земли», который был основан философом Амосом Бронсоном Олкоттом, аболиционистом, борцом за права женщин и отцом автора романа «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт. Тогда «культ» просто служил своего рода церковной классификацией, наряду с «религией» и «сектой». Слово обозначало что-то новое или неортодоксальное, но не обязательно гнусное.

Термин начал приобретать мрачную репутацию ближе к началу Четвертого Великого Пробуждения. Именно тогда появление большого числа нонконформистских духовных групп напугало консерваторов старой школы и христиан. Вскоре «культы» стали ассоциироваться с шарлатанами, жуликами и еретически настроенными фриками. Но они по-прежнему не считались серьезной угрозой обществу или криминогенным фактором. Только после убийств, совершенных «семьей» Мэнсона в 1969 году, за которыми последовало массовое самоубийство в Джонстауне в 1978-м (мы расследуем его во второй части книги) слово «культ» наконец-то стало символом страха.

Ужасная смерть более 900 человек в Джонстауне (происшествие, повлекшее за собой самое большое число жертв среди гражданского населения Америки до 11 сентября 2001 года) повергла всю страну в шок. Некоторые читатели могут вспомнить последовавшую за этим «сатанинскую панику» 80-х, отличительной особенностью которой была параноидальная вера в то, что педофилы, поклонники Сатаны, терроризируют благополучные американские кварталы. Как писал социолог Рон Энрот в книге «Соблазн культов», вышедшей в свет в 1979 году: «Беспрецедентное освещение истории Джонстауна в СМИ… было предупреждением для американцев, заявлением, что внешне милосердные религиозные группы могут таить в себе адскую гниль».

Затем, когда страсти улеглись, культы стали выглядеть для широкой публики не только пугающими, но и привлекательными. Поп-культура 70-х породила такие термины, как «культовый фильм» и «культовая классика»[27], описывающие многообещающий жанр андеграундных индифильмов наподобие «Шоу ужасов Рокки Хоррора». Такие группы, как «Фиш» и «Благодарный мертвец», прославились благодаря «культовым последователям» с бродяжническим образом жизни.

Спустя одно-два поколения после Четвертого Великого Пробуждения в среде интересующейся культами молодежи к этой эпохе начали относиться с прохладцей и ностальгией. Альтернативные группы из 70-х теперь могут похвастаться некоей репутацией стиля винтаж. В наше время одержимость «семьей» Мэнсона сродни обладанию богатой коллекцией винила и футболок времен хиппи. На прошлой неделе, находясь в салоне в Лос-Анджелесе, я подслушала, как женщина говорила своему стилисту, что собирается сделать прическу в стиле девушки Мэнсона: неухоженные волосы темно-коричневого цвета с пробором посередине. Недавно один мой знакомый 20 с небольшим лет устроил культовую вечеринку по случаю собственного дня рождения в нью-йоркской долине реки Гудзон – локации многочисленных исторических «культов» (включая «Семью»