Однажды, когда Гильяно отдыхал у себя на кровати, к нему явился посетитель. Аббат представил его как отца Беньямина Мало, своего близкого друга, а потом оставил их вдвоем.

Отец Беньямино испытующе начал:

– Дорогой юноша, надеюсь, вы оправились от ран. Аббат сказал мне, что это было настоящее чудо.

Гильяно вежливо кивнул:

– Милость Божья.

Отец Беньямино склонил голову, словно и сам получил благословение.

Тури внимательно рассматривал его. Священник явно никогда не работал в полях. Подол рясы у него был слишком чистый, щеки слишком пухлые, руки слишком нежные. Однако лицо казалось достаточно благочестивым: смиренным, исполненным христианской кротости.

Таким же мягким и ласковым голосом отец Беньямино произнес:

– Сын мой, я готов выслушать твое признание и отпустить грехи. Освободившись от них, ты сможешь вернуться в мир с чистым сердцем.

Гильяно окинул взглядом священника, наделенного такой силой, и ответил:

– Простите, святой отец, но я еще не готов покаяться и не хочу солгать, исповедуясь перед вами. Однако спасибо за благословение.

Священник, кивнув, сказал:

– Да, это лишь усугубило бы твои грехи. Но у меня есть и другое предложение, пожалуй, более практичное в нынешней ситуации. Мой брат, дон Кроче, послал меня спросить, не захочешь ли ты укрыться у него в Виллабе. Тебе будут хорошо платить, и конечно, власти не осмелятся тебя беспокоить, пока ты находишься под его защитой.

Гильяно поразился тому, что весть о его проступке дошла до самого дона Кроче. Он понял, что должен быть осторожен. Тури ненавидел мафию и не хотел попасться в ее сети.

– Это большая честь для меня, – сказал он, – я очень благодарен и вам, и вашему брату. Но мне надо посоветоваться с семьей, учесть мнение родителей. Поэтому пока что позвольте отклонить ваше любезное предложение.

Он видел, что священник удивлен. Кто на Сицилии откажется от покровительства великого дона? Поэтому Тури добавил:

– Возможно, через несколько недель я передумаю и приеду повидаться к вам в Виллабу.

Отец Беньямино, воспрянув духом, воздел руки в жесте благословения.

– С Богом, сын мой, – был его ответ. – Ты всегда желанный гость в доме моего брата.

Он осенил Тури крестным знамением и вышел.

Тури понял, что наступило время покинуть монастырь. Когда вечером Аспану Пишотта пришел проведать его, Гильяно проинструктировал того, что следует предпринять, чтобы он смог вернуться в большой мир. Тури понимал, что изменился, – и его друг тоже. Пишотта, не моргнув глазом, выслушал его распоряжения, которым предстояло изменить всю их жизнь. Наконец Гильяно сказал:

– Аспану, ты можешь последовать за мной или остаться со своей семьей. Поступай так, как сочтешь правильным.

Пишотта улыбнулся:

– Ты считаешь, что я позволю тебе заграбастать всю славу? Жить привольно в горах, пока я буду водить под уздцы осла и собирать оливки? И как насчет нашей дружбы? Неужели я позволю тебе одному переселиться в горы, где мы играли и трудились бок о бок с самого детства? Только когда ты, свободный, вернешься в Монтелепре, я снова вступлю туда. Поэтому не говори больше глупостей. Я приду за тобой спустя четыре дня. Мне потребуется время, дабы выполнить то, что ты приказал.

В эти четыре дня Пишотта был очень занят. Он уже выследил контрабандиста на лошади, который предлагал догнать раненого Гильяно. Его звали Маркуцци, он был человек влиятельный и проводил контрабандные операции при покровительстве дона Кроче и Гвидо Кинтаны. Его дядька, тоже Маркуцци, был влиятельным мафиозо.

Пишотта узнал, что Маркуцци регулярно совершает переходы из Монтелепре в Кастелламмаре. Аспану знал фермера, у которого контрабандист держал своих мулов, и когда увидел, что животных вывели с пастбища и загнали в сарай в окрестностях городка, предположил, что на следующий день Маркуцци двинется в путь. На рассвете Пишотта занял свой пост у тропы, по которой тот должен был идти, и стал ждать. Он захватил с собой