«Обрядись в платье, Анастасия, я не буду глядеть. И снова понесу тебя через поле… Недалеко осталось»… – и Гвелд снова понес девушку, чувствуя, как гора рухнула с плеч. Спасенная казалась ему лебедем, коего нельзя обижать. Донесет, отпустит на волю, и забудет… Васильки, синие – синие, были похожи на глаза кельта. Милые, нежные, можно сказать, мужские цветы. С различными оттенками. Маг после собрал маленький букетик и вновь сплел еще венок, надел на голову.

«Грешно мне показаться нагой неженатому молодцу»…

«Я тоже хожу на сие озеро. Там девицы купаются в чем мать родила, и если глядеть со скалы, то они неотличимы от русалок. На скале, там, светло и тихо. И спокойно на душе… А зимой озеро белое, как скатерть… И по нему катаются на санях».

Василий, войдя в селение, сразу привлек к себе внимание. Он шел по пыльной дороге и видел, как окружающие глядят на него недобро. Скоро кельта окружила толпа, выкрикивающая всякое. Некоторые желали просто подраться, думая, что золотоволосый сорвался и изнасиловал красавицу. Поскольку та от испуга дрожала и зубами стучала.

«Что ты с ней совершил, зверь?! Грешно прелюбодействовать до венчания»!

«Не вам осуждать меня! Если бы не я, эта девица лежала бы мертвой на дне озера! Я спас ее от погибели»!

Настя продолжала испуганно озираться, а потом, наконец, слабо молвила:

«Он говорит правду, люди! Я тонула, а он спас меня! Не грешите на честного человека! Чист он»!

Через толпу пробилась женщина средних лет со слезами на глазах – это была матушка Насти. Она обняла дочь, следом появился отец. Обычный крестьянин лет сорока. Вымотанный, с виду рассвирепевший, от того, что дочь посмела показаться, в чем мать родила, незнакомцу. Родители принялись поочередно утешать кровиночку, при этом поглядывая на Василия со страхом. Тот низко поклонился и спокойно ответил:

«Я не прошу ничего взамен, люди добрые. Моя доброта была также в том, чтобы донести вашу дочь до дома. Я не тронул ее, а из воды вытащил. Не прошу ее руки, не надобно. Живу как крепостные, пасу скотину, сажаю овощи, и сею хлеб… Случайно видел, как Настенька звала на помощь. Не смел допустить ее гибели. Я готов и дальше спасать, не прося ничего в дар».

Гвелд видел – очень многие желали ему набить «морду», не осознавали бы, что неправы. Анастасия опять прижалась к своему спасителю, как детеныш к матери. В ее огромных, серых очах застыл ужас. Девушка стояла как вкопанная, еле держась за Гвелда.

«Странно, нравы нравами, а все равно нарушают, боясь Страшного Суда и Ада», – думал Энрике. Он не мог пользоваться магией сейчас – люди бы вмиг решили, что он не от церкви, в том смысле, что все были крещеные. Гвелд мог всем внушить, что он просто друг Анастасии, а она – просто с детства играла с ним. Потом просто забыла. Но не хотел. Пусть лучше все будет по – честному. Пусть будет драка, все усомнятся – да, насиловал. Дураков хватает.

Мать Анастасии опять схватила дочь за руку и обняла со слезами. Тут девушку как «прорвало», и рыдать уже стала она, оправдывая парня. Мать поверила. Женщина поклонилась магу и прошептала:

«Я молиться за тебя буду»!

«Мое имя Василий, спасибо».

Отец Насти обнял паренька и смахнул слезу. Зауважал.

«Многие отроки как дети малые себя ведут, бегают за девками, лишь бы уд пособить, ты же не тронул мою дочь. Не так бы глядел на родителей! Ты не боись, Василий, приходи, не тронет тебя никто. Моя изба на краю деревни». – и они втроем ушли прочь, только Настя постоянно оглядывалась. С опухшими от слез глазами. Не столько с интересом, сколько с надеждой снова увидеться со спасителем. Гвелд смотрел вслед и не мог налюбоваться ее неподражаемой внутренней красотой. Эти волосы, удивительно гармонирующие с душой, это тело, отражающее чистоту, эта мудрость во взгляде… И особенно огромные глаза… Не девушка, а НЕЧТО! Гвелд вздохнул, развернулся и пошел прочь, тоже периодически оглядываясь. Толпа понемногу рассеялась.