Как видно, однозначного ответа на вопрос: «Кто были соседями беглецов?» – дать практически невозможно. Что касается Л. Н. Гумилёва, то он считает, что «хяньюнь и хуньюй были потомками аборигенов Северного Китая, оттеснённых „черноголовыми“ предками китайцев в степь ещё в III тысячелетии до н. э.» [Гумилёв, 1960, с. 15]. Для удобства изложения условно назовём их одним именем – хуньюй. Но они не были хуннами [Грумм-Гржимайло, 1926, с. 80]. Хуннов, как таковых, тогда ещё (в первой половине II тыс. до н.э.) не было. В то время на территории, где осели беглецы, метизировались, как показывают данные антропологии, европеоидный короткоголовый тип с монголоидным узколицым, т.е. китайским [Дебец, 1948, с. 82], а монголоидный широколицый тип был распространён на север от Гоби [Гумилёв, 1960, с. 15].

К какому роду/племени принадлежали хуньюй, неизвестно. Не располагает наука и никакими сведениями об их языке.

***

Предположим, что соседи беглецов говорили на языке, получившем впоследствии название тюркского. Но тюрок, древних тюрок, или тюркютов, как их ещё называют, в ту пору (в первой половине II тыс. до н.э.) не было. Они на исторической арене появились лишь в конце V в. н.э. [Гумилев, 1967, с. 16, 25]. Значит, не погрешим против истины, если скажем, что язык, на котором говорили соседи беглецов, значительно отличался от древнетюркского языка. В качестве рабочего термина назовем его дотюркским.

Первое время соседи беглецов, должно быть, называли просто человек; люди, а также мужчина, мужчины, тем более что основную часть беглецов, о чём уже говорилось, составляли мужчины; да и в языках самых различных систем известны случаи, когда этноним семантически восходит к понятию «мужчина» [Абдуллаев, Микаилов, 1972, с. 24].

Понятие «мужчина ~ человек» в тюркских языках обозначается словами – в туркменском, в азербайджанском, в алтайском, в турецком, кумыкском, карачаево-балкарском, киргизском, казахском, ногайском, каракалпакском, узбекском, уйгурском, тувинском, якутском, древнетюркском, ир – в татарском, башкирском, хакасском, ар – в чувашском [Севортян, 1974, с. 321; Егоров, 1964, с. 30]. В целом они имеют следующие значения: 1) «муж, мужчина» – почти во всех тюркских языках (в древнетюркском – «мужской»); 2) «герой, храбрец, витязь, богатырь» – в киргизском, казахском, ногайском, каракалпакском, алтайском, якутском языках; «мужественный человек» – в турецком, узбекском, якутском языках; «мужественный, храбрый» – в азербайджанском, казахском языках; 3) «муж, супруг» – в турецком, азербайджанском, караимском, карачаево-балкарском, татарском, башкирском, уйгурском, хакасском, чувашском языках; 4) «самец» – в караимском, кумыкском, тувинском языках; 5) «человек» – в койбальском, карагасском, сойотском языках [Севортян, 1974, с. 321]. Основными и старейшими среди приведённых значений считаются значения «муж, мужчина», «герой, храбрец, витязь, богатырь» и «муж, супруг»; они образуют ядро семантического состава [Севортян, 1974, с. 322].

Анализируя качество корневого гласного слов, ēр, ир, ар, Ю. Немет (1890—1976; Венгрия) пришел к выводу о существовании в древнетюркском языке двух форм их основы: *är и *er» [Севортян, 1974, с. 321], которые, согласно Э. В. Севортяну, имели «более первичные формы с этимологической долготой:*ēр ~ *р» [Севортян, 1974, с. 321]. У Г. Дёрфера (р. 1920; Германия, ФРГ) –