Но высшее управление – это и есть политика. Отделить одно от другого нельзя. По отделу юстиции возник вопрос, как относиться к сохранившимся организациям Советов рабочих депутатов. Отдел земледелия решил упразднить земельные комитеты, покровительствовавшие захватам земель, и восстановить частные владения в Сибири, которые, при незначительности их общей площади, имели большое культурное значение как показательные хозяйства. Отдел торговли решил приступить к денационализации промышленных предприятий.

По всем этим вопросам у комиссариата проявлялись либо нерешительность, либо прямые симпатии к сложившимся при большевиках порядкам. Совдепы должны быть сохранены как профессиональные организации, для обеспечения завоеваний революции. Члены комиссариата обнаруживали очевидное непонимание, что обеспечивающий завоевания революции Совдеп может быть только политическим, а не профессиональным органом и что свергать советскую власть, оставляя Советы, было бессмысленно.

Денационализация может быть применена только по отношению к предприятиям, лишенным общественного значения. Опять проявление невежества. Какие предприятия в Сибири могут считаться не имеющими общественного значения? Здесь не производится предметов роскоши, и, стало быть, вся промышленность должна была остаться в руках государственных органов.

Земельные комитеты неприкосновенны. Здесь члены комиссариата, как партийные социалисты-революционеры, не были склонны проявить какую-либо уступчивость.

Кроме того, комиссариат никак не мог отказаться от идеи коллегиального управления и насаждал повсюду, и в губерниях и в уездах, местные комиссариаты, работа которых была очень слабой.

Отношения мои с членами комиссариата были самые добрые. Я как управляющий делами стоял ближе к ним, чем другие, присутствовал почти во всех их заседаниях и нередко вступал с ними в споры. Особенное упорство проявлял всегда Марков, узкопартийный человек, знавший хорошо программу партии, но не знавший жизни. Он часто говорил, что «никогда не ошибается, потому что всегда носит с собою программу партии». Наиболее понимающим обстановку казался Сидоров, как земец, обладавший большим опытом. Но наибольшую способность стоять у власти – характер и тактичность – проявлял Павел Михайлов, который, однако, часто бывал в разъездах, а потому не успел оказать влияния на политику центральных учреждений.

Надо отдать справедливость Маркову: он действительно не ошибался. Он руководствовался декларацией Сибирской областной думы, понимая ее теоретические заявления как основы реальной политики. Мы уже знаем, что дума не решалась «обещать меньше», чем большевики, что она встала на платформу Чернова, и все ее грехи сказались и на Западно-Сибирском комиссариате.

Трудность проведения необходимых и спешных мероприятий и понятное желание согласовать деятельность отдельных ведомств навели на мысль о созыве совещания управляющих ведомствами. Положение о таком совещании было разработано в Управлении делами, и председатель совещания, В.В. Сапожников, уже должен был представить комиссариату одобренный всеми проект, когда произошло неожиданное для всех, кроме Головачева, событие. Находившиеся на освобожденной от большевиков территории члены Сибирского правительства решили взять в свои руки власть. В связи с этим мы отложили осуществление проекта организации Административного совета. Однако слух об этом проекте успел проникнуть в партийные круги.

Уполномоченными Сибирского правительства было получено письмо от Акмолинского краевого комитета партии социалистов-революционеров, которое потом осталось в делах. Текст этого письма не был опубликован, но оно представляет большой интерес как показатель того давления на комиссариат, которое он испытывал со стороны партийных организаций.