Конечно, могущественный Урук-Тимур всячески уговаривал шурина остаться в Сарае, обещал и службу, и покровительство. Но, старый бродяга, прослонявшись лето по улочкам города своей счастливой ушедшей молодости, решил подаваться в родные края. В Мохши. Как он сказал: «Возвращаться, так возвращаться!»

Отъезд сорвался в самый последний момент. Судьба!

Наибу подумалось, что имя, которым назвался исчезнувший бедолага, принадлежит святому Иову Многострадальному. Имя есть знак. Оно ведёт за собой судьбу. Самого наиба крестили Хрисанфом. В переводе с греческого «златоносный». Поди же. Выбился в начальники. Почти в вельможи. Хотя все в Сарае звали его по-русски Златом.

Сейчас его ждали повседневные дела, и он направился к ханскому дворцу.

Оказалось, что там его давно ждут. Даже ищут. Едва наиб подъехал к воротам, как стражник передал приказ срочно явится к эмиру. Ничего хорошего это не предвещало. Жизнь в Богохранимом Сарае была в последнее время спокойной. После того, как осенью схлынут с базаров и караван-сараев последние приезжие купцы, даже сонная. В этом году особенно. После того, как перестали ждать на зиму хана со всеми его приближёнными.

С порядком вполне справлялись базарные и квартальные старосты. Споры разбирали местные кади. Даже в ханский суд яргу неделями никто не являлся и оставленные блюсти Великую Ясу яргучи откровенно скучали вместе с искушёнными, познавшими все премудрости священного квадратного письма, писцами-битакчи.

Эмир от безделья пристрастился к шашкам. Вся его служба свелась к тому, что по утрам он выслушивал доклад начальника ночной стражи, который объезжал с отрядом старых ханских гвардейцев заставы и караулы после наступления темноты.

В боковой комнате дворца было душно и полутёмно. Окна ещё не завесили на зиму войлоком, но, по случаю холодного дождя, закрыли ставнями. Возле столика с шашками мерцала алыми язычками и дышала теплом жаровня с углями. У стен чадили лампы.

Было тепло и уютно. Как зимой. Пахло бараньим жиром.

Эмир оторвался от доски:

– Какие срочные дела у тебя есть?

– Скорее заботы, чем дела, – улыбнулся Злат.

Эмир довольно кивнул. Было видно, что он колеблется:

– Такое дело. Человек один пропал, – неуверенно начал он.

Наиб заметил, что игравший с эмиром битакчи смотрит на него с интересом и нетерпением.

– С одной стороны дело яйца выеденного не стоит… Мне утром доложили. В общем на постоялом дворе. Хозяин забеспокоился, что постоялец из комнаты не выходит. Уже сутки. Понятное дело, хотя бы до ветру должен был выскочить. Заперся изнутри на засов. Стали стучать и кричать через дверь. Не отвечает. Забеспокоились, значит, решили дверь сломать. – эмир сделал внушительную паузу и, с ударением, закончил, – Сломали! А в комнате никого!

Его товарищ по шашкам даже привстал от возбуждения, ожидая реакции наиба. Тот не моргнул глазом. В истории явно чего-то не хватало. Эмир продолжил:

– Через час весь булгарский базар переполошился. Староста даже ума не приложил, что делать. Доложили мне. Я уже было решил его гнать, но тут уже из других мест стали весточки приходить. Сам знаешь как слухи по Сараю гуляют. Будто с глашатаем их по базарам кричат. Рассказы один другого краше. Кто во что горазд. Куда, понимаешь делся человек из запертой изнутри комнаты?

Эмир от волнения ухватил себя за кончик длинного носа. Он был не монгол. Когда двадцать лет назад Узбек пришёл к власти, то приблизил к себе немало людей из старых степных родов, отодвинув от трона своих дальних родичей, которым не доверял. Эмир был откуда то из Синей Орды, левого крыла улуса Джучи. Поговаривали дорогу к управлению столицей проложило ему звонкое серебро из сундуков хорезмских купцов. Они при Узбеке в большую силу вошли.