Именно так официально звучала должность Адмирала. Никто не мог этого выговорить и тем более запомнить. Все его звали просто – Адмирал. Он же не считал себя хорошим оратором и все свои выступления, если их нельзя было избежать, готовил заранее. Но два часа тому назад Стратег просто ошарашил его, сообщив, что решил воспользоваться тридцать третьей статьей Устава Института Стратега. Упомянутая статья гласила, что в чрезвычайной ситуации Стратег имеет право принять командование на себя, не ставя в известность Совет. Теперь заранее подготовленную речь можно было смело выбросить через шлюз в открытый космос. Но Стратег посоветовал ему не волноваться и просто напирать на высокую боеспособность флота. Такой «совет» сильно удивил Адмирала. Он никогда не замечал за Стратегом привычки говорить ни о чем, или, попросту говоря, сыпать звездную пыль за воротник. Тактик же вообще заявил, что следующего за Стратегом оратора никто слушать не будет и говорить можно о чем угодно.

Поднявшись на трибуну, Адмирал убедился в справедливости слов Тактика. Все увлеченно обсуждали сказанное Стратегом и не собирались внимать очередному оратору. Адмирала это вполне устраивало.

– Под моим командованием состоит три Звездных флота. Все они целиком укомплектованы и находятся в полной боевой готовности. Часть кораблей уже движется навстречу противнику, чтобы дать решительный бой. Остальной флот находится в резерве… – Так Адмирал невольно стал соучастником того обмана, что затеял Стратег. Он старательно избегал слов «генеральное сражение», зная, что оно не состоится. Следующие десять минут он говорил о высокой боевой готовности флота. – В предстоящей войне будут задействованы боевые корабли, а не сухопутные войска. Флот – не место для необученных новобранцев. Я предлагаю объявить досрочный выпуск во всех военных и гражданских космических училищах… и не проводить тотальной мобилизации.

К этому моменту большинство уже переварило речь Стратега и встретило последние слова Адмирала аплодисментами. Тот, под одобрительные взгляды Стратега и Тактика, занял место рядом с ними.

На пересечении проспектов, с каждой из четырех сторон площади Национального Единства, были установлены огромные экраны. Шла прямая трансляция экстренного заседания Совета. Обшаривая очередные закоулки, Мэри время от времени возвращалась к одному из экранов, чтобы быть в курсе событий. Начало смеркаться, и уже освоенные маршруты она принялась изучать заново, чтобы ориентироваться в темноте. Попутно она вспоминала события своей жизни.

Мэри росла без родителей. Они погибли в одной из звездных экспедиций, когда ей едва исполнилось пять лет. Государство хорошо заботилось о таких детях, и она никогда не чувствовала себя обделенной или брошенной. В шестнадцать лет Мэри влюбилась. Несмотря на то что он был вдвое старше, она, будучи увлекающейся натурой, забыла все на свете, полностью погрузившись в свои чувства. Она отдала ему все – свою невинность, девичье, но уже вполне созревшее тело, нежность, обожание и душу. Идиллия длилась месяц. Она простила ему измену, поверив неуклюжим оправданиям, но, когда он предложил заняться любовью втроем, ее терпение лопнуло. Резкий удар ногой в пах положил конец их отношениям. Это было первое проявление ее врожденной агрессивности. Наивно решив, что жизнь на этом закончилась, Мэри записалась в спецназ и уже через два года была обладательницей малинового берета, став самой молодой женщиной, удостоенной этой чести. Здесь она обрела новую семью, заменившую ей родителей, братьев и сестер, и никогда не жалела о своем спонтанном решении. У нее были мимолетные связи, но никогда среди своих товарищей по оружию, хотя те отчаянно добивались ее благосклонности. Два года тому назад Стратег, тоже обладатель малинового берета, собственноручно вручал награды особо отличившимся спецназовцам. Мэри из его рук получила свои сержантские нашивки… и отчаянно влюбилась. Два долгих года что она только не предпринимала, чтобы быть рядом с ним, и вот сегодня двадцатипятилетней Мэри Чижевски предстояло провести ночь в его кабинете.