– Нет, все хорошо, – улыбнулась я, а сердце сжалось в груди.
– Я не просто так повел вас через парк, – не теряя времени начал Ян. – Помнишь иву, где мы играли в детстве? Сделка будет проходить там, сегодня в двенадцать ночи. Придет человек, отдашь ему пакетик, заберешь деньги и быстро уходишь. Поняла? Если вдруг, что-то пойдет не так.… Беги. Я не смогу пойти, даже встретить тебя. Если за мной будут следить, ты попадешь под гребенку. – Он приобнял меня рукой за плечи, – я обещаю, все будет хорошо.
Я глубоко вздохнула, собралась с силами и легонько пихнула его плечом.
– Эй! Не бойся. Кто из нас еще проблемным стал?
Ян улыбнулся мне в ответ, и мы остановились у моего подъезда.
– Не проспи, Ди, – он обнял меня, и я почувствовала, как он положил мне наркотики в карман. Тело внезапно затрясло от волнения, а живот скрутило.
Он отпустил меня и проводил взглядом, пока я на ватных ногах не скрылась из виду в темноте здания.
Я зашла в квартиру и удивилась, обнаружив дома маму, ведь обычно, с работы она приходит намного позже.
Я разулась и пошла на звуки льющейся воды и шкварчания масла. Когда я зашла на кухню, мама мыла посуду, а на плите жарилась картошка.
– Привет, – не оборачиваясь, поздоровалась мама. – Как дела в школе?
– Хорошо, – выдавила я, подозревая что-то неладное. – Вас раньше отпустили?
Мама замерла с кружкой в руке, а плечи ее опустились и начали вздрагивать.
Я подошла к ней, отложила кружку и обняла ее со спины. Она облокотила голову, еле доставая мне до подбородка, и начала гладить мои руки.
Нам не нужно было слов, ведь их можно было отложить и на потом. Сейчас мне достаточно знать, что случилось что-то, явно, не хорошее.
Моя мама была сильная и никогда не показывала слез, никогда не жаловалась и не просила помощи. Ее уважают за это, понимая, что никогда такими не смогут стать. Ей удивлялись и ставили в пример. Но легко говорить о чьей-то силе духа, когда сам даешь волю чувствам, и не понимаешь, насколько тяжело все держать в себе. Какого улыбаться, когда ком в горле перекрыл все пути и давит со всех сторон? И для чего? Чтобы какой-то знакомый, начальник, коллега по цеху или обычный прохожий не увидел твою боль в глазах? Чтобы никто не лез в душу, вскрывая застывший цемент? Не малая ли цена для такой большой ноши?
«Я готова, мама, я могу тебя выслушать. Я хочу этого! Только не держи все в себе! Даже если я не смогу дать тебе нужного совета, я могу просто слушать. В твоей душе, больше нет места, некуда девать отчаянье…» – хотелось мне тогда сказать, но мама убрала свои руки, вытерла слезы и хрипло сказала:
– Ничего, дочка, я найду новую работу. Пошли они все со своими коробками, да упаковками.
И вот опять, слабая минуту назад женщина, превратилась в гордую и невозмутимую стену.
Она сняла с плиты сковородку и поставила на прихватку, лежавшую на столе. Пока она доставала вилки, я налила молока в две кружки и достала свежий батон и маринованные огурцы.
Когда все красовалось на столе, я довольно уперла руки в бока и с радостью сказала:
– Красота! Что еще для счастья надо?
Говорила с улыбкой, а камень на душе всеми силами пытался ее придавить.
– Точно. – Мама села за стол и первой насладилась вкусом мягкой картошки. – Ммм, вку-у-усно, – пропела она.
– Эй! Не начинай без меня!
Я быстро села на стул, схватила вилку и вот, как всегда, на том же месте, с такой же обычной едой и с тем же родным человеком сидели, кушали и обсуждали последние новости.
Вот только ужинать мы стали на пару часов раньше, и это угнетало. Я издалека расспрашивала, что же все-таки случилось на ее работе, ведь завод выпечки был надежным местом, хоть и не большим, по сравнению с другими предприятиями одного и того же начальника Болдина Игоря Петровича.