– Потопали, Ромео и Джульетта. – Петрович неодобрительно посмотрел на эти игры. – Велик шанс выбраться из леса как раз к обеду.

Слова про обед возымели магическое действие на Сеню. Со словами «следуйте за мной», он ломанулся через чащу, а Петровичу и Юле ничего не оставалось, как поторопиться следом, надеясь, что выбранное им направление не заведет их в лесную глушь.

Из состояния приятной послеобеденной дремоты лейтенанта Рильке вывела настырно жужжащая над ним муха. Он нехотя приоткрыл один глаз, но хитрое насекомое затаилось, присев на аппетитные крошки, рассыпанные по мундиру. Однако стоило ему попытаться продолжить прерванный сон, как она тут же взлетела, обляпала ему нос и, натужно жужжа, стала наворачивать круги рядом с ухом.

Рильке подождал, пока назойливое насекомое успокоится у него на щеке и быстрым ударом закатил себе звонкую оплеуху. Голова отозвалась неприятным гулом, но противного жужжания уже было не слышно. Правда было непонятно что послужило тому причиной – то ли меткий удар, то ли заглушающее всё гудение головы.

Неожиданно его внимание привлёк взрыв хохота, заставив переключиться на сгрудившихся в кучку полицейских, увлечённо наблюдающих за чем-то интересным. «За игрой в кости, – сообразил Рильке, – На большее ума вряд ли хватит». Тут он покривил душой, потому что эта игра была популярна во всех слоях как полиции, так и армии в силу своей простоты и неприхотливости к инвентарю, который можно было изготовить прямо на месте из подручных материалов. Он и сам не раз азартно резался в кости, но только в соответствующей его чину компании.

Рильке приложил руку ко лбу и посмотрел на миновавшее зенит светило. Бронзовый диск Лигии сместился и снова стал допекать развалившегося в тени лейтенанта. «Зато этим болванам всё нипочём, – брезгливо подумал он, вздрогнув от нового взрыва веселья. – Не иначе у кого-то бухло реквизировали, вот теперь и радуются жизни.»

Радоваться в действительности было нечему. Рильке уже целую декаду бессменно пребывал на этом посту вместе с осточертевшим ему нарядом из капрала и пяти оболтусов, грозно именуемых полицией славного города Нилум. Конечно, это была не вся полиция, но из нарядов – самая несчастливая. Несчастье принёс сам Рильке, проиграв в кости своему приятелю это дежурство. «Он меня подставил! – уже который раз пытался убедить сам себя лейтенант. – Слишком подозрительно блестели его глаза и дрожали руки во время последнего броска. Стал бы он так переживать, если бы не боялся быть пойманным на мухлеже?»

Злость поражения, подогреваемая жаркими лучами Лигии, никак не могла покинуть Рильке, и он отыгрывался на крестьянах и торгашах, пытавшихся миновать его пост. Естественно только на тех, кто был ему по зубам. Попробуй прицепиться к торговому обозу телег эдак на двадцать! Сам ещё должен останешься. Если вообще останешься… Живой. А то спишут всё на волока и поминай, как звали.

«Кстати о волоке… Давненько никто их не видел в наших краях. И вот – опять! – Рильке поднялся, кряхтя и поддерживая рукой затёкшую от лежания на земле спину. – Пара крестьян заявила, что видела зверя. Брешут поди. Еще и защиты просят, наивные. Пришлось объяснить, что я здесь ради службы поставлен, а не ради каких-то брехливых голодранцев.»

Действительно, пост, на котором осел наряд лейтенанта, находился на распутье дорог, ведущим к двум богатым городам – Нилуму и Вилье, и основан по высочайшему велению «самого», даровавшего право городам тут дежурить по очереди и обирать путников и обозы, не забывая при этом делиться с казной, отдавая ей мзду в виде налогов. Сегодня был как раз последний день города Нилума и Рильке с тоской отсчитывал каждый час невыносимо тягучего времени, оставшегося до конца дежурства.