– Армия что против Хотина предназначена – 91 одну тысячу солдат имеет. Из числа общего 15 тысяч войск нерегулярных, матушка. При армии пушек числом 169, и из них большого калибра числом – 58.

– Береги моих солдат, фельдмаршал. Береги. И помни, ежели, не совладаешь, то от армии российской тебя отрешу навсегда. И еще одно, герцог Бирон просит братьев своих в твою армию взять. Генерал-майор Карл Бирон и бригадир Густав Бирон воевать желают за меня.

– Пусть воют ежели им охота, матушка. Только я в бою и генералов не жалею, не токмо солдат.

– Я и не просил вас их жалеть, фельдмаршал, – произнес герцог Бирон. – Матушка государыня сказала вам, что они воевать желают. И ни слова сказано не было за то, чтобы жалеть их.

Миних склонил голову перед Анной.

«Что же герцог желает соглядатаев своих ко мне приставить? – подумал он. – Отлично. Я их в самое опасное место определю. Пусть там и приглядывают за мной».

***

Год 1738, декабрь, 8-го дня. Санкт-Петербург.

При малом дворе.

Императрица и принцесса.

Анна Леопольдовна в отличие от своей державной тетушки шутов и шутих не любила. Она скучала от их шуток и кривляния. Все это принцесса терпела лишь через силу в угоду императрице.

Шуты и шутихи же, увидев такое отношение, всячески старались молодую принцессу «уколоть» и «очернить».

Буженинова постоянно нашептывала императрице слова о неблагодарности молодой принцессы. И в восьмой день декабря 1738 года, решила она глаза императрице относительно принцессы полностью открыть:

– Она рази ценит милость твою, матушка? Рожу постоянно постную имеет. Вчерась, как ты изволила письма князя Куракина к любовнице переиначить, все со смеху помирали. Она и не улыбнулась.

– Молода она еще, куколка. Девка к замужеству готовится.

– Знамо как она к нему готовится. Да и не девка, она давно, матушка.

– Ты чего языком болтаешь? Али не знаешь, что она наследника для престола моего родить должна. Анна девка еще. Куда ей про мужиков думать?

– Матушка. Она то девка, скромная была. То верно. Да при ней особа некая обретается в любви весьма искушенная. И она из принцессы не девку сделала.

– Она? – не поняла императрица.

– Она с полюбовником принцессу свела и разным пакостям её научила.

– Кто же она такая?

– Да Юлиана Ланге, камер-юнгфера молодой принцессы. И свела она нашу, Анну с посланцем саксонским графом Линаром.

– Как свела? – не поняла императрица. – Что сие означает? Да её жених принц Антон Брауншвейгский при дворе проживает! Она что спит в одной постели с Линаром?

– И уже давно. Про то всем ведомо. Всем окромя тебя, матушка. Придворные твои али не хотят, али бояться, про то тебе сказать. А я одна сказала. Мне то чего надобно? Я ни от кого подачек не беру, матушка.

– И ты правду говоришь, куколка? Скажи, это правда?

– Да пойдем в покои принцессы. Ты и сама все увидишь.

– Идем, – Анна тяжело поднялась.

– Да предупредят её, матушка. Али не знаешь двора своего? Мошенники и воры. Всё за деньги продадут. Надобно неожиданно к ним нагрянуть.

Анна обвела глазами придворных.

– Всем здесь оставаться! И чтобы носа никто из зала не высовывал под страхом гнева моего!

Придворные склонились в поклонах. Они чувствовали грозу. Даже шуты перестали дурачиться.

– Идем. Я желаю визит принцессе нанести!

Анна пошла только с Бужениновой и Новокшеновой. Сопровождали её пять офицеров конной гвардии. Более никого она с собой не позвала.

Они быстро прошли в помещения отделенные для молодого двора. Анна сама двери властной рукой распахнула. В будуаре принцессы были трое. Сама Анна Леопольдовна, граф Морис Линар посланник короля Августа III, и камер-юнгфера Юлиана Ланге.