– Я имею еще что сказать, ваше величество.

– Что у тебя? – Анна посмотрела на Волынского.

– У меня с собой проекты некие и я бы хотел с ними господ министров и государыню ознакомить.

– Говори, Артемий Петрович! – дала позволение Анна.

– Сие проект об народном образовании, матушка. У нас люди во тьме пребывают, не так как в Европе просвещенной. И мыслю я некие начинания об исправлении образования учинить с одобрения вседержавнешей государыни.

– И что ты предлагаешь? Гимназия при университете Петербургском работает исправно. Молодых студентов, коие талантами от природы отмечены, мы за границу послали. Шляхетский корпус кадетский при нас основан в столице для подготовки офицеров для армии.

– Сие все верно, ваше величество. Но малые слои населения нашего просвещением охвачены. Школы надобны для мастеровых и в деревнях также крестьянских детей учить надобно.

– Крестьян? – удивился Остерман. – А на что их учить, господин Волынский? Они в рабстве у бар своих пребывают. Зачем учить их? Вы спросите у помещика – нужны ли ему образованные крестьяне?

– Просвещение должно войти в толщу народную, и тем Россия из мрака вырвется в число держав просвещенных!

– Сии проекты не ко времени Артемий Петрович, – осадила Волынского Анна. – Денег у государства на войну нет. А ты со школами для мастеровых и крестьян.…

***

Год 1738, апрель, 2-го дня. Санкт-Петербург.

Пьетро Мира и Мария Дорио.

Пьетро положил голову на колени Марии, и она стала гладить его волосы. Они говорили на родном им итальянском языке.

– Ты все еще любишь меня? – спросила она.

– А разве это не заметно, Мария? Я твой раб и я у твоих ног. Ты словно заколдовала меня.

– Вокруг столько женщин, Пьетро! И ты уже не первый год привязан к моей юбке.

– Но разве только я, Мария?

– Ты про сеньора Франческо Арайя? Ну, сколько можно ревновать меня к нему. Ты сам знаешь, что я завишу от него. Он придворный капельмейстер. Или ты желаешь, чтобы я также как и ты стала шутихой императрицы?

– Но разве связаны постель Арайя и должность певицы?

– Одно без другого невозможно. Арайя любимец государыни. Он кого желает того и выгонит из своей капеллы! А певицу он себе и другую найдет! Это только, кажется, что я незаменима. Арайя может меня заменить и выписать из Италии новую певицу!

– Мария…

– Не стоит продолжать, Пьетро! Я знаю, что ты мне скажешь! Что ты богат и сможешь меня обеспечить. Так?

– Смогу! Я смогу тебя достойно обеспечить. Или я тебе этого не доказал?

– Но я певица, а не кукла, и не шлюха, сеньор Мира! Я должна радовать публику своим голосом. Сцена для меня все. Да и как быстро я тебе надоем в качестве домашней любовницы, Пьетро?

– Мария…

– Не стоит, сеньор Мира! – она положила ладонь на его губы. – Не стоит! И ты и Арайя любите во мне певицу. И без ореола певицы я быстро вам наскучу. Сам Арайя уже не испытывает ко мне чувств как к женщине. Но когда я пою, он все еще любит меня и желает меня как женщину. И с тобой происходит нечто подобное.

Пьетро задумался. А вдруг она права? Ведь её искусство в действительности завораживало его и в моменты, когда ей аплодировал весь двор императрицы, он желал её больше всего. А если, она станет жить у него постоянно? Если она перестанет петь? Что будет?

– А если нам уехать из России, Мария? У меня есть средства, и мы можем уехать в Данию, или Голландию, или во Францию, или вернуться в Италию.

– Уехать из России? – она посмотрела на него. – И ты готов уехать? Ты готов бросить Бирона?

– А почему нет, Мария? Но согласишься ли ты ехать со мной?

– Нет, Пьетро! Я не соглашусь! И не проси меня объяснить почему. Я еще не разобралась в себе.