– Ты или станешь регентом, или тебе стоит бежать в Митаву, пока Анна еще жива. Потом тебе этого сделать уже не дадут, Эрнест.

– Я пойду к Анне. Я попрошу…

– Спешить не стоит, Эрнест. Пусть там спокойно соберутся медики. Пусть решают. А нам стоит дождаться Левенвольде. И больше того. Когда Бестужев соберет подписи, и, присоединив к той петиции письмо Остермана, я пойду к императрице. И стану просить её назначить тебя регентом! Но сам ты её просить ни о чем не должен!

– Ты уверен, Лейба? Или ты не веришь в силу моего влияния?

– За тебя станет просить иной человек.

– Ты?

– Я само собой. Еще кое-кто.

– Бестужев-Рюмин? – настаивал Бирон.

– И этот само собой. Я сейчас не о нем. За тебя станет просить фельдмаршал.

– Миних? – Бирон был удивлен. – Этого не будет, Лейба.

– Будет, Эрнест. Об этом побеспокоюсь я…

***

Обер-гофкомиссар Либман разыскал во дворце Пьетро Миру и Кульковского. Он отозвал шутов в сторону:

–Для вас двоих есть работа.

–Работа опасная? – спросил Кульковский. – И вы, наконец, принимаете мои услуги?

–Принимаю. Сейчас только вы и Пьетро сможете помочь герцогу Бирону. Ты, Пьетро, поможешь Эрнесту бесплатно. Ты же его друг.

–Само собой, – ответил Пьетро. – А что нужно делать?

–А ты, Кульковский, если сделаешь, что я скажу, получишь 30 тысяч золотом.

–Я готов, – ответил тот.

–Тогда слушайте…

Либман рассказал шутам придворной кувыр коллегии, что им надлежит переодеться в поношенные солдатские мундиры, надвинуть на глаза треуголки и остановить карету фельдмаршала Миниха.

Миних должен испугаться и тогда он сам придет к герцогу Бирону просить его принять регентство и сам станет просить о том императрицу….

***

Год 1740, октябрь, 7 дня. Санкт-Петербург.

Карета фельдмаршала.

Пьетро и Кульковский одели мундиры солдат Ингерманландского драгунского полка и сколотили вокруг себя группу солдат, с которыми познакомились, вместе выпивая в трактире. Кульковский рассказал им о всех пакостях Миниха. Вспомнил слова о том, что «народу в России что песку», и что «солдата русского ему не жаль». Служивые под воздействием винных паров решили показать этому немцу где зимуют раки.

– А чего нам бояться? – орали солдаты. – Мы не гвардейцы и нам терять нечего!

– Житьишко наше хуже собачьего! Жрать мало дают!

– Жалование уже сколь месяцев не плачено!

– Выпить и то не на что! Вод добрые люди угостили!

– Пойдем скажем ему!

– Идем!

И солдаты отправились, горланя песни, к дому фон Левенвольде на Мойке…

***

Миних отправился во дворец в собственной карете без сопровождения. Фельдмаршал всегда так делал. Он считал ниже своего достоинства бояться русских и вообще кого бы то ни было. С ним был только кучер и адъютант полковник Манштейн.

Когда его карета катила по Мойке мимо дома Рейнгольда фон Левенвольде, какой-то солдат бросился к лошадям. Второй запрыгнул на ступеньку его кареты. Он ударил пистолем в стекло и разбил его. Осколки посыпались на колени фельдмаршала.

Кучер хотел хлестнуть солдата кнутом, но еще двое солдат страшили его с козел.

– Нам надо твоему барину пару слова сказать!

– Так что посиди тихо, дядя!

– Эй, толстомордый! Выходи из кареты!

Полковник Манштейн прошептал:

– Господин фельдмаршал! Это бунт!

– Я к ним выйду и разберусь что это такое! – решительно заявил фельдмаршал.

– Давайте это сделаю я.

– Нет, Манштейн. Вы же слышали, они желают видеть меня.

– Надо было взять эскорт, полуэскадрон драгун.

Миних открыл двери кареты.

– Что такое? – закричал он, высунувшись наружу. – Кто такие? Я вижу мундиры Ингерманладского драгунского полка?

– Ты скоро и не такие мундиры увидишь, – проговорил Кульковский. – Али, думаешь, забыли мы про пакости тобой сотворенные? Сколь душ солдатских пало по твоей вине. Не забыл?