– Смотри Андрей Иваныч. Я тебя предупредила. Держитесь за Бирона и за Иоанна. Не дайте обидеть младенца. Иначе и вы обижены будете. А сейчас пусть войдут другие. Хочу попрощаться.

Анна почувствовала, что смерть пришла. И это её последние минуты. Разговор с Остерманом завершил её государственные заботы. Большего для своей империи она сделать не могла.

Звеня шпорами на ботфортах, к ней приблизился Миних.

– Фельдмаршал, – прошептала она. – Вот оно как вышло….

– Матушка! Твое царствование будут помнить. Я счастлив тем, что служил тебе.

– Прощай, фельдмаршал. Прости, ежели, обидела чем.

– Прощай, государыня.

К ней с другой стороны подошла Бенингна Бирон и упала на колени перед ложем императрицы.

– Анна! – горбунья зарыдала.

– Не плачь, Бенингна. Не по мне плакать надобно, а по вам. Вижу, что ваши горести токмо начинаются.

Биронша схватила Анну за руку и прижала её к губам. Слезы катились и по глазам герцога Бирона. Он понял, что императрица уходит от него навсегда.

– Прощай, Эрнест! – слабеющим голосом произнесла Анна. – Прощайте все!

Это были её последние слова. Императрица Анна Ивановна умерла. Царица отправилась в небытие. Её царствование закончилось.

***

Сразу, как только закрылись глаза императрицы, потеряла свое значение придворная кувыр коллегия. Многочисленные шуты и шутихи Анны, болтушки, арапчата никому стали не нужны. И можно было бы на этом закончить роман, но еще не зашла звезда герцога Бирона, который стал в русской истории «халифом на час»…

Год 1740, октябрь, 17 дня. Санкт-Петербург.

Покои светлейшего герцога.

На следующее утро после смерти государыни императрицы герцог Бирон оделся с небывалой пышностью. Слуги обрядили его в малиновый камзол с кружевами, красный кафтан с золотыми позументами, поверх которого возложили все регалии и ордена, как русские так и иностранные, коими был отмечен герцог Курляндии, Лифляндии и Семигалии.

Сегодня Бирон должен воплощать в своей особе верховную власть империи. Потому его черный парик был завит с особым тщанием, и на его шляпе сияла бриллиантовая пряжка.

Рядом с герцогом были Пьетро Мира и Лейба Либман, верные соратники Бирона. Пьетро на этот раз не одел положенных шутам полосатых чулок. Он выглядел как придворный кавалер.

– Эрнест, – восторженно заговорил банкир. – В приемной полно народа. Придворные пришли встречать тебя как царя. Это твой час! Там послы держав иностранных: прусский – барон Мардефельд, шведский – барон Нолькен, и австрийский – граф Эстергази. Не видать только маркиза де ла Шетарди.

Бирон посмотрел на себя в зеркало и остался доволен своим отражением. Он выглядел величественно. Как раз таким и должен быть регент.

– Левенвольде пришел? – спросил Бирон Либмана.

– Все курляндские дворяне в сборе, Эрнест.

– Миних?

– Фельдмаршала в приемной нет, – ответил банкир.

– Не явился, – сказал Бирон. – Встречать меня ниже его заслуг. Ну да и бог с ним. Обойдемся и без фельдмаршала. А кто из русских там?

– Много кто пришел. Бестужев-Рюмин, Никита Трубецкой, Андрей Ушаков….

– Хорошо, – прервал банкира герцог. – Мне стоит показаться. Не нужно заставлять себя ждать.

– Ты регент и тебе все можно! – сказал Пьетро. – Пусть подождут.

– Он прав, Эрнест, – поддержал Миру Либман. – Придворные любят сильных и властных правителей. Не давай им спуску.

– Но я не природный монарх, Лейба. И про сие забывать не стоит. Пусть объявят о моем выходе.

Либман вышел, чтобы дать распоряжение.

Перед выходом герцога к придворным, его личный мажордом в кафтане с гербами герцогства Курдяндского, трижды стукнул посохом об пол и торжественно произнес: