– Что ж, жаль, – пожав плечами, сказал Роберт Лев и велел одному из слуг, толпящихся в дверях:

– Труби!

Слуга поднес к губам охотничий рожок, и несколько гнусавых звуков возвестили о начале схватки.

Едва прозвучал сигнал, как Рольс с лязгом – лязг этот был услышан во всех концах притихшего зала – опустил забрало, сжал обеими руками длинный меч и двинулся к рыцарю Фата-Морганы.

Рыцарь Рэндери не сделал ни единого движения навстречу – должно быть, он не был уверен, что устоит на ногах, если отпустит стол. Не двигаясь, он смотрел на приближающегося великана, который спешил, как только мог.

В полной тишине вдруг взвизгнула красотка, только что сидевшая у Рэндери на коленях.

В шести шагах от противника рыцарь Глории Кетской начал заносить меч над головой, и все, не выдержав, заорали, потому что рыцарь Фата-Морганы по-прежнему стоял молча и неподвижно, как будто смерть не приближалась к нему широкими шагами…

Меч Рольса обрушился на него, как меч архангела Гавриила, и лишь увидев смертоносный блеск у себя над головой, Рэндери вдруг вышел из оцепенения и неуловимо быстрым движением отразил, казалось, неотразимый удар.

Железо схлестнулось с железом и высекло короткие веселые искры.

Не удержавшись на ногах после могучего толчка, странствующий рыцарь отлетел на три шага и упал на бок, а меч рыцаря Глории Кетской до половины ушел в земляной пол.

Рольсу понадобилась всего пара мгновений, чтобы освободить оружие и вновь повернуться к противнику, но за эти мгновения рыцарь Фата-Морганы успел привстать на колени и увидеть все вокруг так отчетливо и ясно, как можно увидеть только погожим летним утром, когда расходится ночной туман.

Он увидел рыцарей в ярких одеждах, сжавших в руках позабытые кубки, вытаращивших безумные глаза на багровых лицах; увидел шутов, украдкой высунувших сморщенные мордочки из-под столов; увидел Роберта Льва, небрежно развалившегося на скамье с полуобглоданной костью в руке; увидел красотку, чье имя уже забыл (а может, еще не узнал); увидел даже дорогу за стенами замка, которую видеть не мог, но которая напомнила о себе беззвучной призывной песней, слышной лишь странствующим рыцарям, бродягам и цыганам… И, разом увидев все это, Кристиан Рэндери вдруг оглушительно хохотнул, поняв, как смешно было бы подохнуть сейчас на изрытом грязном полу и отправиться отсюда даже в самый распрекрасный небесный рай!

Рыцарь Глории Кетской, уже нацеливший меч для последнего удара, разинул рот и невольно задержал руку, услышав этот неожиданный хохот…

Мгновение спустя Рэндери, так и не выпустивший меч при падении, сделал глубокий выпад одновременно со своим врагом.

Женщины страшно закричали.

Лезвие меча Саймона Рольса распороло кожаный рукав куртки Рэндери и оцарапало его левую руку выше локтя. Лезвие меча трубадура, направлявшего удар снизу вверх, вошло между пластинами доспеха на груди Рольса и на три пальца показалось у того из спины. Рольс выронил оружие, качнулся и рухнул лицом вниз, пропоров себя насквозь и стукнувшись грудью о гарду меча Кристиана Рэндери…

Теперь уже вопили все рыцари, повскакав с мест и боясь упустить малейшую подробность этого великолепного зрелища. Но удар был смертельным, и зрелище длилось недолго – огромное тело рыцаря Глории Кетской, похожее теперь на груду железного лома, подмяло под себя победителя, упорно не желавшего выпустить меч из рук.

– Да здравствует Кристиан Рэндери, рыцарь Фата-Морганы! – взвыли восемьдесят глоток разом.

Рэндери отшвырнул обмякшее тело врага, вскочил и выдернул меч.

– Да здравствует фея Фата-Моргана! – рявкнул он громче, чем все рыцари вместе взятые, и поднял над головой окровавленный клинок.