– Да, Граф, – Эдин кивнул.

– Только вот как быть с обещанием не жениться на ней, что она выпросила у тебя сегодня? Прямо не знаю теперь, – Граф усмехнулся.

– Граф, я же не король Герейн. Если передумаю, ничего страшного, – с улыбкой сказал Эдин, у которого на самом деле голова пошла кругом.

Значит, это правда! Граф хотел бы, чтобы он стал мужем Аллиель! А как иначе следует его понимать?

Граф вдруг расхохотался, громко и, кажется, на этот раз действительно весело.

– Ничего страшного, да уж, ничего страшного, – повторял он, вытирая слезы.

– Если, конечно, она меня полюбит, – добавил Эдин тихо.

Про то, что он тоже должен полюбить… он забыл.

А может, это было уже неважно?..

Оказывается, Граф с Якобом купили в городе лошадей. Трех красивых лошадей, высоких, тонконогих, на таких знатные люди ездят. Заодно с лошадьми прикупили три новеньких кожаных седла и теплую одежду для Эдина и Аллиель: подбитые мехом плащи и бархатные, тоже с мехом внутри, береты. Берет Аллиель был красный и украшен брошью с блестящими камешками, берет Эдина – черный со строгой серебряной пряжкой. Эдин почти со страхом смотрел на свои обновки, никогда еще он подобного не носил. Если увидеть его в такой одежде, на такой лошади, да еще с мечом на поясе, хотя бы с тренировочным, и правда можно подумать, что он ровня графской дочке.

– Аллиель должна научиться ездить верхом, – сказал Граф. – Она совсем не умеет, это не дело. Вот вам еще один повод для прогулки. Выезжайте ежедневно. Якоб, друг мой, тебе ведь пока не приходилось учить верховой езде таких юных пигалиц?

– Ничего хитрого, Граф, справимся. Лошадка смирная, – заверил Якоб.

Он, как и Эдин, не звал Графа «его светлостью», в отличие от слуг в замке. Видно, ему Граф тоже так велел.

– Да, и ещё, – Граф протянул Якобу две медных бляшки на шнурках, похожие на продырявленные монеты, – разрешение охотиться на землях Кальи, для вас с Эдином. Барон Карренжи был любезен, по старой памяти, так сказать, – его тонкие губы дрогнули в усмешке.

Граф был когда-то хозяином здесь, это была его земля. Барону бы мечтать о том, чтобы Граф исчез и больше не появлялся, так проще вообразить, что теперешние владения принадлежали семье Карренжи вечно…

– Садись на коня, прокатись, – сказал Граф Эдину. – Я хочу взглянуть, как ты ездишь.

В таком седле Эдин оказался впервые, и поначалу ему было неловко, но вскоре даже понравилось. Гордо выпрямившись, он прогарцевал по двору. А перед этим еще набросил новый плащ, и… как там говорят? Отец циркача – сам герцог? Так вот, он себя герцогом и почувствовал, не меньше. Эх, жалко, Милда не видит, и все остальные…

Граф одобрительно кивнул.

– Удивительные люди вы, циркачи. Что бы ни делали, как бы ни оделись – словно это от рождения ваше. Он умеет перескакивать через препятствия и канавы, друг Якоб? Нет? Займитесь этим. Потом решим, что делать дальше.

– Конечно, Граф, – отозвался Якоб. – А маленькую леди тоже учить прыгать?

– Аллиель? Не надо, зачем ей, – Граф махнул рукой. – Пусть просто научится не падать с лошади, и достаточно.

Вот ведь странно, Граф точно любил единственную дочь, всегда был к ней добрым и снисходительным, но никогда не заставлял читать, писать что-нибудь, не учил играть в шахматы. Впрочем, её ведь и так всему обучали монахини в монастыре, а шахматы она не любила. Вот ездить верхом, видно, в монастыре не учат.

А еще, оказывается, Граф привез карту, большую карту, тщательно прорисованную на бычьей коже, и приказал Виллену повесить её на стену. Там была вся Кандрия, и соседний Гринзаль, странное герцогство, где правил не герцог, а Совет Гильдий, и каждый город был как бы сам по себе, а герцог имелся только затем, чтобы воевать в случае нужды. Еще Эдин нашел там Грет, королевство рядом с Кандрией – родину новой королевы, и Пиратские острова – у них на самом деле было другое название, но все их звали Пиратскими. Там правил самозваный герцог, бывший морской разбойник, и острова были надежным прибежищем всех пиратов со всех окрестных морей. И длинный остров Таней неподалеку от Кандрии. Этот хорошо укрепленный остров казался кусочком, отколотым от Кандрии, ее законной частью, но на самом деле ей не принадлежал.