Нири быстро убрала мешочек с монетами, словно они жгли ей пальцы и прикрыла глаза, чтобы не смотреть на негодующего Мика. Наверное, она должна была извиниться. Она ведь действительно ему не хозяйка, а он не раб. Но он ведь и не муж ей! Почему же он тогда ухаживает за ней и ведёт себя так странно? Она не находила ответа. И как то скоро эти поиски ответа переросли в дрёму.

Мик тихо возился в углу, стараясь не греметь. Наверное, готовил еду. За окном сыпал снег и выл ветер. И Нири, засыпая, вдруг поймала себя на мысли, что так спокойно и уютно ей никогда не было. Что даже дома, когда был жив отец, её душа металась. Ей хотелось чего-то, но она сама не знала, чего. А сейчас, когда, казалось бы, она должна скорбеть и думать о мести, на душе вдруг был покой и тишина.

Когда она проснулась, всё так же выл ветер. Вот только к звукам прибавилось что-то новое – какой-то знакомый шелест. Нири приоткрыла глаза и поискала фигуру Мика. Он сидел, прислонившись спиной к печке, держа на коленях большую книгу и увлечённо читал, переворачивая страницы. Отсветы горящих поленьев падали на него, создавая причудливые узоры на его лице. Словно он сам весь состоял из огня, светился изнутри.

– Ты читаешь?! – Потрясённо прошептала она. Да было ли вообще что-то обычное в этом человеке?!

Мик поднял голову, откинул непослушную прядь волос за ухо, посмотрел на неё и вдруг расхохотался. Не так наигранно, как шут, которого заставили смешить, а так заразительно, как человек, которому действительно смешно. Нири в ответ не смогла удержаться от улыбки.

– Прости, – наконец прошептала она, а потом, смутившись, отвернулась. Да что с ней происходит?!

– Ты просто так удивилась, что я не смог удержаться, – словно повинился Мик. – На самом деле ничего такого в этом нет. Князева игрушка должна уметь читать. Это же так смешно – когда шут читает научные трактаты, позвякивая колокольчиками. – И он дёрнул себя за волосы, скривив губы трубочкой. И Нири снова показался в нём отблеск безумия. И в то же время в его голосе слышалась боль. Такая явная и неприкрытая, что Нири даже стало не по себе. Может Мик и говорил, что смирился и никем иным быть не мечтает, но боль его кричала о другом.

А еще Нири вдруг задумалась – кем же он был до того, как угодил к князю, если не сломался за столько лет?

– А кем ты был до… до того, как попал к князю? – Тихо, но всё-таки твёрдо спросила она.

– Я не помню, – неуверенно пожал плечами Мик.

– Как это? Совсем ничего не помнишь? – Что-то странное.

– Совсем, – он покачал головой.

– Сколько же тебе лет было?

– Не помню. Думаю, лет десять.

– Тогда ведь ты должен что-то помнить! – Да не может такого быть! Он лжёт ей? Но зачем? И Нири внимательно посмотрела на Мика, но он сидел, растерянно глядя в пустоту. Словно потерянный маленький мальчик.

– Я совсем ничего не помню. Никаких даже смутных воспоминаний. Ничего. Словно стена. Только уже этот замок и темницу князя.

Не лжет. Нири была в этом уверенна. И её вдруг накрыло горячей волной жалости. Если бы она забыла отца, потеряла бы краткие воспоминания о матери, умершей слишком рано, забыла своё детство, радость от первой похвалы отца, первый танец с соседским сыном, поездку в столицу, советы отца и разговоры с ним по душам, прочитанные книги, словом всё, что составляло её существо, как бы она смогла жить дальше? А Мик смог.

– Что ты читаешь? – Тихо спросила она.

– Легенды, – Мик закрыл книгу и повернул ей, чтобы она увидела ярких разлетающихся по обложке птиц.

– Почитай мне, пожалуйста, если тебе не сложно, – несколько секунд молчания, а потом Мик вскочил на ноги.