– Нет! – повышает голос участковый. – Только с разрешения следователя.

– Суров ты, брат, – качает головой Виталий. – А если в туалет?

Приезд районного следователя Геннадия Паршукова не вносит комфорта. Вместе с ним прибывает банда мужиков, ведущих себя самым бесцеремонным образом. Они пачкают всем нам руки, снимая отпечатки, затем начинают делать то же с разными предметами.

– Они подозревают убийство? – спрашивает Роман у всех нас, но мы не готовы ему ответить. Яшка подходит к сыщикам, предлагая услуги медика, но никто в них не нуждается, и его водворяют на место.

Паршуков устраивается в моём кабинете и начинает по очереди дёргать нас туда. Возвратясь, каждый молча занимает своё место и старается не глядеть на других.

Последним захожу я. Следователь, сцепив руки в замок за спиной, внимательно смотрит в окно. У него длинные, «музыкальные» пальцы. Он высок, тонок и прям. Аккуратист, наверное. Возможно, даже педант.

Дождь прошёл. Нахальный ветер шевелит траву, пытаясь её просушить. Человек в камуфляже замешивает что-то в резиновой чашке. Гипс? В стороне от дорожки видны два следа. Он аккуратно вливает смесь. Дождь был косой и мелкий. Вероятно, поэтому следы не размыло. Носками они смотрят в сторону окна спальни. Иркиной спальни.

Паршуков занимает место за столом и указывает мне на стул напротив. Что-то пишет, не поднимая на меня головы. Красивая прядь свешивается к виску.

Положение гостя в своём доме непривычно и неприятно.

– Вы подозреваете убийство?

Он покачивает головой то ли мне, то ли своим мыслям.

– Но как это… Какая причина?

Ярко-голубые глаза мужчины спорят с чёрными волосами.

– Фамилия? – говорит он.

Пытаюсь объяснить, что я хозяин дома, но вместо этого приходится говорить имя, отчество, год рождения…

– Как вы расстались с покойной?

Господи, «как расстались». Да как обычно: поцеловал в щёчку и отправил спать.

– Значит, вы видели её последним?

Мы все видели её последними. К тому моменту компания была уже в сборе. Разве опрошенные не сказали ему об этом?

– Сколько раз вы отлучались из гостиной и когда?

Да ёлы-палы! Уж это-то ему наверняка должны были сообщить.

– Я вообще не отлучался. Я вышел из гостиной только утром, вместе со всеми. Мы пошли будить жену…

Кажется, мой голос дрогнул.

– И не отлучались всю ночь? – Он смотрит с насмешливым недоверием.

– Нет.

– Даже в туалет не ходили?

– Не ходил.

– Как же вы терпели?

Кто ж его знает, как я терпел.

– После джина с тоником?

Он и это занёс в протокол. Интересно…

– А я не пил.

Он красноречиво тянет носом.

– Я выпил только утром. Стало зябко.

– Хорошо. А кто выходил, в какой последовательности?

– Я за ними не следил. Первым вышел, кажется, Яша…

– Яков Щербицкий?

– Да. Потом… Уже не припомню, Виталий или Рома. Всё-таки, наверно, Виталий. Точно, Виталий.

– Кожаев?

– Ну да. А потом, значит, Ромка… Роман Камбулин.

– И всё? По второму разу никто не отлучался?

– Товарищ следователь. Я вообще-то следил за игрой. Мог и не заметить, где находится прикупной и что он делает.

– Ладно. А в какое время они выходили?

– Ну-у, этого вам, наверно, никто не скажет. Кто же следит за часами, играя в преферанс!

– Не знаю, – он брезгливо морщится. – Но хотя бы примерно…

– Все хождения начались, когда было уже темно.

– Темно… Кстати, что у вас с дворовым освещением?

– Вам и это известно? Полетела лампочка.

– Когда это случилось?

– Перед самым приездом ребят.

– А как вы могли это узнать, если они приехали засветло?

– У меня сумеречный выключатель. Он включает освещение немного раньше, чем наступает настоящая темнота.

– А когда был фейерверк?

– Примерно около полуночи.