Начинаете ходить
Выхаживаете
Выхаживаете
Выхаживаете
Выходили
Начинаете записывать
Выписываете
Выписываете
Выписываете
Выписали
Начинаете читать
Вычитываете
Вычитываете
Вычитываете
Вычитали
Начинаете выступать
Выступаете
Выступаете
Выступаете
Выступили
И сразу после этого начинаете отвечать на вопросы, как научиться писать.
Начинаете ходить.
Конечно, для этого нужна физическая форма, чтоб ходить.
Будете ползать – что-то наползаете, но это сразу почувствуется: он напо́лзал, он не вы́ходил.
И все разбегутся.
И пробивается глухое счастье. Сквозь солнце, море, ложь, туман.
Счастье. Оно сейчас глухое. Когда здесь, в Одессе, хорошо, но уже хочется улетать в Москву, и ты как раз завтра улетаешь. И хочешь, и рассчитываешь улететь обязательно…
А здесь очень хорошо, но нельзя остаться. И ты не хочешь остаться.
Тебе пора.
Ты летишь завтра.
Но сегодня.
Сегодня здесь очень хорошо.
И хорошо всё.
Даже то, что тебе нужно завтра отсюда улетать. Это входит в сегодняшнее хорошо.
Поэтому это счастье.
Счастье возможно на грани возможного.
Счастье, когда здесь хорошо, и ты почти бы остался, но ты улетаешь, потому что уже хочешь. Вот такая это смесь настоящего и будущего.
Юмор – способность сказать, не договорив.
И понять, не дослушав.
– Хорошенькая тётка из воды торчит.
– А скажите: «хорошенькая» – это достаточно для характеристики женщины?
– Достаточно. Хорошенький мужчина – нет. Чего-то не хватает. Как «красивый револьвер»: а какого калибра, а сколько патронов, а дальность боя, кучность стрельбы? Масса вопросов. А к мишени вопрос один: где она?
Из пятницы в субботу
Вот я провёл два дня с богатыми.
И сам не беден.
Но моё не в счёт.
Ни мной.
Ни ими.
Ни в сравнении.
Порядок цифр совсем…
Короче.
Длинно погуляли.
Два выходных ушли в тёмное небо.
Мне нельзя.
Им можно.
Мне всё нельзя.
Им можно.
Я слушал.
Я не говорил.
Им тридцать-сорок-сорок три.
Самый разгар.
Они все прилетели на штурм Одессы.
Тремя Ту-154.
Их было пятьдесят три – здоровых, молодых, богатых, штурмовых.
Из города в поддержку – два автобуса одесских террористок образца 86-го.
Сорок пять моделей.
А остальные сорок пять, как объяснила мне хозяйка: сорок пять «туда» и сорок пять «туда-сюда».
Свет столбом.
Столы.
Бассейн.
Динамики лицом.
Звук бьёт в грудную клеть.
Красивые – в воде.
Похуже – в танце.
Все нервничают.
Звёздный штурм.
Три самолёта юных денежных мешков на два автобуса красивых тел.
Расправа близится.
Но спешки нет.
Все опытны.
У половины это было.
У половины это есть.
Уже все знают, главное – не торопиться.
Оттягиваем.
Мы прилетели оттянуться.
Хоть террористки сдельно.
Но тут либо по мелочи раза́ми, либо по-крупному за раз.
Танцуем.
Пьём.
Мурлычем.
Ожидаем.
Как самый главный у них – я и два автобуса красивых тел.
Практически контрольный пакет города.
Пятьдесят один процент – у них на танцах.
Красиво.
Большевики не знали.
Три чартера плюс два автобуса.
Пятьдесят три на девяносто.
Красиво.
Шумно.
Какая водка лучше?
Браслетик на запястье – и в Ибицу…
Извините за название.
Там на сцене – томный изгибается Эльдар в зелёной шляпке, юбке, на платформах.
Как интересно.
Мужчины развлекают.
Дамы трудятся.
Я вдруг обиделся на слово «хитрый»,
и «вас любила моя мама».
– Чем же хитрый? Умный, – поправил я.
– Нет, хитрый, – гундосил опытный ребёнок.
Мне бы согласиться.
Но я упёрся.
Ну не нуждался, видимо.
Пошарил внутри себя – не нужно ни черта.
– Так что, ты утверждаешь, что я хитрый? Ну, давай доказывай.
Шло дело к драке.
Она хоть крошка, но силы равные.
– Я утверждаю, что я умный, – и я хлебнул свой фифти-фифти.
– Нет, хитрый, – озлобился ребёнок и перевернул стакан с томатным соком на себя.
Ура! Моя взяла!
Я отбыл в танце, пока там три молодых штурмовика оттирали юбку, напоминающую брючный пояс…