Ещё больше он удивился бы, узнав, что в его случае дела порой обстояли гораздо хуже. Несколько раз местного весельчака находили у главного входа в ратушу, причём, абсолютно голым, но он, конечно же, об этом не знал.
Тащить Игнаца пьянице было лень, а будить жаль. Поэтому Шульц побежал к гроссбауэру. Тот же в это время преспокойно заполнял книгу учёта. Ворвавшийся в его дом пьяница застал фермера врасплох. И надо было такому случиться: в самый ответственный момент! Велтен как раз переставлял чернильницу, осторожно пронося её над книгой. От вопля Шульца фермер вздрогнул и пролил на свежие расчёты без малого половину сосуда. Весь разворот книги был испорчен. Чернила шустро поползли по бумаге, стремительно пропитывая её насквозь. Осознав, что несколько дней работы пропало зря, Велтен нашёл в себе силы лишь издать полный отчаяния стон, еле сдерживая слёзы. Для него, как человека привыкшего к порядку, скрупулёзно высчитывавшего всё до самой последней монетки, произошедшее было сродни катастрофе. Не решив, как поступить в первую очередь – вытереть пролитое или запустить чернильницей в Шульца – Велтен неожиданно вспомнил об оставшихся у него черновых записях расчётов, и это принесло ему некоторое облегчение. Гроссбауэр молча отложил перо, положил на край стола лист клякспапи́ра, поставил на него чернильницу, взял ещё несколько листиков и аккуратно постелил их на книгу.
– Дорогой, Ерс, наверное, у тебя была причина так резво врываться ко мне?
– Какой ты небрежный, оказывается, когда никто не видит, – насупился Шульц. – Промокашки переводишь. Но… это… у тебя рядом с полем спит Игнац.
– Игнац?
– Ну да. Библиотекарь нашенский.
– А что он там делает?
– Понятно что – спит.
– Ничего не понятно, – возразил фермер. – Зачем этому уважаемому человеку спать рядом с моим полем?
– Этот уважаемый человек вчера был ну очень уважаемым и, видимо, сам часто проявлял уважение к другим.
Велтен вопросительно уставился на Шульца.
– Пережрал он вчера! – прямо сказал тот. – Я думал, что ты человек образованный – поймёшь про уважение. Я ж имел в виду, что когда мужики напьются, так и начинают друг друга уважать, – принялся объяснять пьяница. – Я тебе покажу в следующий раз…
– Не надо мне ничего показывать, – замахал руками гроссбауэр и, огорчённо вздохнув, глядя на испорченную книгу, добавил. – Пойдём, посмотрим, как Игнац.
Разбудить библиотекаря удалось не сразу. Обливать холодной водой свернувшегося в клубок мужчину не стали. Зато по щекам надавали знатно. Бедный Игнац, продрав глаза и поняв, что он в одних портках, сначала уставился бессмысленным взглядом на Шульца, перевёл взгляд на Велтена и выдал такую историю о своих злоключениях, от которой пьяница побледнел, а фермер присел прямо на покрытую росой траву. Рассказал библиотекарь и про то, как лишнего хватил, и про то, как страшное чудище на него напало, и про бегство через весь город, а вот как он рядом с полем ржаным оказался, так и не вспомнил.
– Пойду-ка я на работу, – закончил рассказ Игнац.
– Ты бы домой сходил сначала да портки бы поменял, а то неясно, отчего они у тебя такие мокрые: от росы или от пьянства, – бросил Шульц.
– От росы, конечно же, – обиженно ответил библиотекарь.
– Я, если честно, тоже тварь эту встретил. Только ночью раньше.
Теперь уже настала очередь удивляться Игнацу.
– И где проснулся?
– Дома. Я ж откупился. Отдал одну монету, сказал, что больше нету. Эта тварь поверила, деньги забрала и исчезла.
– Выходит, прижилась у нас эта гадина, – охнул Велтен.
– Выходит.
Библиотекарь с расстроенным выражением лица перебирал кучку своей одежды, надеясь отыскать более или менее сухую.