Вот это была охота, так охота. Спрятаться, затаиться во тьме, оставаясь неслышимым, невидимым для противника, следить за ним, а потом напасть, неожиданно и мощно. Это вам не из ракетно-бомбовых установок молотить, как бывало во времена Вершинского.

«Есть картинка, – передал я Баку через две минуты, потребовавшихся на обработку данных. – Тебе послойно кинуть, или изометрию?»

«Давай изометрию для начала».

Я передал ему результат вычислений, и мы некоторое время разглядывали получившуюся проекцию. Платформа, как и ожидалось, была совсем молодой, и мышечные полости шахт у нее еще не сформировались до такой степени, чтобы в них могли созреть ракеты. Допускать их созревания было никак нельзя, потому что в двенадцати километрах к северу, вполне в зоне поражения, находилась биологическая станция «Тапрабани». Если платформа ударит по плавучей станции ракетами, мало не покажется. Даже охотникам не всегда в таких случаях хватало мощности противовоздушной обороны, а у гражданских шансов вообще ноль.

Не смотря на юный возраст, платформа сумела сформировать неплохое боевое охранение, состоявшее из вполне зрелых торпед, среди которых даже «ГАТ-120» были сильно не самыми крупными. Создавалось ощущение, что платформа готовится к нападению на портовый объект или на «Тапрабани», потому что для охоты за надводными кораблями торпеды нужны пошустрее и полегче, вроде «Стрелок» или «Сирен». Тут же преобладали внушительные калибры, специально предназначенные для разрушения пирсовых зон и наземных прибрежных строений. Меня поразило другое – общая численность твари в боевом охранении. Их были, без преувеличения, сотни и сотни, столько мне еще видеть не доводилось.

Но одна мина привлекла наше повышенное внимание. С первого взгляда было ясно, что это именно та тварь, данные о которой мы получили с «Катрана», и размерчик у нее был такой, что барракуда его дери. Двести тонн, за милую душу. Она была покрупнее кита, и похожа была на кита, если бы его за хвост привязали к якорному жгуту. Я видывал похожих тварей в Атлантике, но все же они поменьше были, минимум на треть.

Столь здоровенная мина никак не могла входить в боевое охранение молодой платформы. Ей чтобы вырасти до таких размеров, нужно полгода, не меньше, а платформе было месяца два, максимум три. Так что это скорее платформа зачем-то прибилась к крупному зрелому биотеху и решила закончить рост поближе к нему.

То, что мы такую крупную мину прозевали во время патрулирования, меня не удивляло. Столь мощные биотехи вырастали в глубоких расщелинах дна, питаясь планктоном, а иногда и чем пожирнее. Крупнотоннажные мины большую часть жизни прятались, не разменивались по пустякам, а взрывались только при полной уверенности, что поразят достойную цель. Достойной же целью для подобной громадины мог стать, к примеру, караван из нескольких судов, или звено батипланов. Но точно не одиночная цель.

Наличие сверхтяжелой мины объясняло и размер внушительного боевого охранения у молодой платформы. Дело в том, что крупные мины частенько обзаводились собственным боевым охранением, а платформа к нему просто примазалась в силу своего заводского статуса. У биотехов была строгая иерархия, с ней никто из них не мог поспорить, эти инстинкты в них закладывались на генетическом уровне при производстве икры и личинок.

«Это ловушка», – передал я Баку.

«На кого?»

«На охотников. Мы эту мину случайно засекли. Я думаю, она изредка поднимается из глубокой расщелины, чтобы подышать в более богатой кислородом воде. Потом прячется снова и ждет. А платформа чисто для приманки».