«Товарищ, не в силах я вахту стоять, – сказал кочегар кочегару», – такое недоразумение случилось со мной в один из дней. Я проснулся, вскочил, побежал на кухню и никого на привычном месте там не обнаружил, не было уже даже коробки. На кухне стало светлее и просторнее. Почему-то я не заплакал, а просто-напросто помрачнел и замкнулся. Ничего уже нельзя было сделать. Через несколько лет мне рассказали, как Петя с отрубленной головой минут пять носился по двору, натыкаясь на свои металлические игрушки, а все соседи (не знаю с каким чувством, но также) стояли и смотрели на него.
На ужин был суп. Мы все сидели за столом, у всех дымились тарелки. Дымилась и у меня. В моей – был один бульон, в котором плавал отрезанный вареный гребешок – как самый маленький в семье, я, видимо, имел на него право.
Я не сказал еще, что помимо зефира, сыра и разной другой чепухи, я до тошноты не мог терпеть куриного супа. Отказаться от этой тарелки было невозможно. Конечно, у меня был шок, но в то время я никак не мог квалифицировать свое состояние. Я плотоядно и медленно жевал этот скрипящий на зубах гребень, большой ложкой, изредка прихлебывая бульон. Все жаловались на жесткое мясо и сетовали на то, что нужно было варить курицу.
Я до сих пор не могу понять почему в тот раз мне впервые понравилось это блюдо.
Теперь я совершенно спокойно покупаю в кулинарии кур (петухов, кажется, не продают), спокойно ем зефир, вафли, пастилу, овсянку, ищу сыр с крупными дырками и не люблю что-то совершенно другое.
Стремительно меняются наши вкусы.
P. S. Около семи лет назад Сергей Федорович переехал со своей женой (Царствие уже и ей Небесное) в квартиру поменьше в соседнем доме и вскоре умер. Мои родители ходили проститься с ним. В морг его почему-то сразу не забрали, а сделали укол формалина – наверное, существует такая технология. Он лежал на столе в гостиной. На голове у него был надет прозрачный полиэтиленовый пакет, перехваченный на горле резинкой. Я ничего не хочу этим сказать. Но как-то странно все это. Странно.
Павел Исаевич.
– А у меня, например, не так давно пасхальные яйца на кухне протухли. И выбирал вроде бы лучшие и варил долго, и освятил как положено, в холодильник определил на почётное место. Ан – нет! Но не должно же было по всем законам такое случиться! Ну не бывает такого!
Пётр Исаевич.
– Иногда, знаете, и такое бывает, чего и быть-то не может! Вот только ничего не понял сейчас, ей Богу!
Пётр Исаевич.
– Соплежуйство, опять какое-то! События бессознательного прошлого! И опять – смерть в результате! Хотя бы и петуха третьего. Одного из всех цыплят выжившего!
Павел Исаевич.
– Не соплежуйство, а групповое мясоедение в дни Успенского Поста, скорее! И вполне себе всеми осознанное. А Вы никогда не задумывались, что жизнь в конце концов именно этим и заканчивается?! Каким бы циркачом не был, а сожрут тебя «по-любасу» свои же собственные друзья в результате! С голодухи или так из любопытства праздного просто… Но – «Дело не брюхе, а в духе!»
Пётр Исаевич.
– Да уж и не подавятся! Точно! Жаль только вот мальчонку… Тут ведь как и посмотреть-то, но никогда это Послушание ни к чему хорошему не приводило!
Павел Исаевич.
– А Вы с такими заявлениями всё же поаккуратнее, Пётр Исаевич! «Бог – не Мирошка…»
Глава 7
Теорема
Удивительная пора – детство. Иногда, к случаю, вспомнишь, и сердце начинает съеживаться, как и ты сам много лет назад в чистой постели после ванной; сладкое время. Но это только сейчас, когда о нем вспоминаешь. Вообще быть ребенком очень тяжело. Что-то тебе еще недоступно, что-то скрыто, что-то намеренно скрывают, и во все хочется сунуть нос, понюхать, в буквальном смысле этого слова.