Что, разве ещё не рассказывал про буйную молодость? Было, было… В руке – маузер, в голове – ветер, в заднице – шило… Да в ЧОН, почитай, все такие были, не исключая командира. Ну и вломил нам крепко протопоп Аввакум, окружив всей бандой в заброшенном скиту. Нет, конечно же, не настоящий, просто кличка такая. Как жив остался – не знаю.

Не знаю и сейчас. Всю ночь какая-нибудь сволочь обязательно изъявляла желание убить меня разнообразными способами. Сначала в спальне, потом, когда не получилось, на площадь Коннетабля через мосты заявились в полном составе сразу два полка – Преображенский да Измайловский, традиционные бунтовщики. Пришли и встали. М-да… Хорошо, что здесь не принято царские дворцы штурмом брать. Если бы пошли на приступ… Ну полсотни, пусть даже сотню смогли бы перещёлкать охотники со штуцерами, занявшие позиции у окон, а дальше?

А дальше стало легче: в тыл мятежникам зашли неизвестно откуда появившиеся гатчинские егеря при двенадцати орудиях, что позволило разрешить ситуацию полюбовно. Да, и где теперь взять столько офицеров на открывшиеся внезапно вакансии? Жестокий век, жестокие нравы… Ведь говорил же и просил быть милосердными… хотя бы до суда.

К утру внутренний плац более всего походил на смешение тюрьмы с чумным бараком – то и дело появляющиеся с добычей семёновцы и подключившиеся к потехе конногвардейцы приносили новых арестантов и, не церемонясь, просто бросали связанными в общую кучу. Далее уже распоряжались солдаты запятнанных было изменой полков, сортируя пленных по рангу и чину.

– Смотри, ты этого хотел? – От звуков моего голоса Александр вздрагивает и непроизвольно закрывает руками ушибленное место.

– Я не думал…

– Вот и хреново, что не думал. Гляди-гляди, цвет армии у ног наших… генералов только два десятка… А если завтра война? Я чем, жопой твоей воевать стану? Так ведь и ей нельзя, тебе же думать нечем будет.

Совсем застращал парнишку. Ничего, оно даже полезно, чай не баре какие… Ах да, pardonе mois, они самые и есть, причём наиглавнейшие. Ладно, хватит кнутов, переходим к пряникам.

– Ошибки исправлять будешь, понял? – Вытянулся и не перебивает. – После разбирательства зачинщиков на плаху отправим, без этого нельзя, а остальных под своё начало возьмешь. Да не радуйся ещё, дурень. О званиях и орденах забудь – лишён и разжалован. Чего моргаешь, скажи спасибо, что не до рядового.

– А…

– Молчи. На престол хочешь?

Александр опешил от неожиданного вопроса и не сразу нашёлся с ответом:

– Только после Вас, Ваше императорское Величество.

– Именно, Сашка, именно так! После, а не вместо. Но я не тороплюсь – лет через пятнадцать, коли до генерала дослужишься, вернёмся к этому разговору. Пока же иное. Заберёшь всё вон то гвардейское отребье, штафирками разбавишь и сделаешь из них солдат. Как – сам думай. Теперь ступай, господин прапорщик. Да, ещё… не заставляй меня жалеть о допущенной мягкости. Иди.

Побрёл, по-стариковски шаркая ногами и с опущенной головой. Сделав несколько шагов, обернулся:

– Граф Панин был вызван из Москвы и является…

– И является покойником! Нету больше твоего графа, весь кончился – семёновцы порешили впопыхах, даже допросить толком не успели.

Едва он ушёл, как тут же явился поручик Бенкендорф, вооружённый громадной папкой для бумаг, внушающей почтение всем своим видом. И настроение имел Александр Христофорович несколько подавленное. Неужель не развеялся за ночь?

– Государь, должность статс-секретаря подразумевает…

– Вздор! Здесь только я могу чего-либо подразумевать. И ты тоже, но гораздо меньше. Вот почто твои мерзавцы вице-канцлера удавили? Кто указы писать теперь будет, а?