– У нас ребята вчера, уже вечером, в госпиталь смотались, узнать – что да как, – вклинился в разговор Колька, – так вот! Жив, курилка! Вся башка бинтами перемотана, один нос торчит! Ну чистая мумия! Был в Эрмитаже-то? Мумию египетскую видал? Так вот, то же самое, очень похоже! Но живой! Смеётся, шутит! Скоро, говорит, к вам вернусь!

– А сегодня утром, в первом же вылете, Авдеева зацепило, – продолжил комэск, – оно вроде как и не сильно, ранение лёгкое, его даже в госпиталь с этой ерундой не отправили. Но рука забинтована, на перевязи висит, от полётов отстранён. Да вон он, сидит, на Филиппыча ругается, – капитан глазами показал вправо, на один из столов, что стояли ближе к входу в столовую.

Там действительно, сидел старший лейтенант Авдеев, и что-то горячо доказывал собеседникам, время от времени потрясая забинтованной левой рукой.

– Так что завтра принимаешь под свою команду звено Авдеева. Справишься?

Андрей опять молча кивнул.

– Он справится! – Агния положила свою ладонь на его руку, – я его знаю.

– А самолёт? – поднял на комэска глаза Андрей.

– Будет тебе самолёт. Я уже распоряжение отдал. Возьмёшь себе самолёт Лёхи Авдеева – ему с его рукой по любому ещё неделю на земле сидеть, раньше не выпустят. Ведомым у него Мишка Никитенко был. Как тебе такой ведомый? Подходит?

– А чего, Мишаня – нормальный парень, в полку уже пару месяцев, обстрелянный. Лёха же не жаловался. Пойдёт, беру, – легко согласился Андрей.

– Я тоже так думаю. Пилот он аккуратный, внимательный. Опыта ещё, правда, маловато, но это – дело наживное. Но зато его уже сбивали. А за одного битого двух небитых дают. Слетаетесь, короче.

Капитан немного подумал, и добавил:

– Вторая пара из твоего звена будет «на подхвате» – только если полным составом вылетаем. А так – лучше им пока на земле посидеть. Там ведущий – Юрка Сизов.

– А что Сизов-то? – удивился Андрей, – он же вроде одного выпуска с Никитенко? Они же с Мишкой в полк вместе пришли, в октябре?

– Да это-то понятно, но ведомый у него совсем желторотик, боевых вылетов – ноль. Этого надо пасти всей толпой, чтоб не отбился, да чтоб не сожрали в первом же бою… Только вчера в полк с пополнением прибыл. Федька Пистимеев.

– Поня-я-я-тно… – понимающе протянул Андрей. Новая должность обещала и много новых проблем.

– Да не дрейфь, прорвёмся! – Слава Миронов ободряюще хлопнул его по плечу.

– Эт точно! – уверенно улыбнулся Андрей в ответ, – прорвёмся! Где наша не пропадала?

Все четверо дружно засмеялись.

– Ладно, пойдём уже в клуб, там уж, наверное, патефон надрывается! – старший сержант Коля Никишин, и отточенным движением разгладил складки на гимнастёрке, отправляя их за спину, и посмотрев на Агнию, вдруг хлопнул себя по бедру: – мать моя женщина! А фисгармонь-то твоя трофейная где?

– Так в клуб уже отнесли, – улыбнулась она.

– Так валим скорее в клуб! – вскричал Колька, увлекая всех за собой, – щас ты там на клавиши как нажмёшь!

***

Клуб располагался в большой избе, ранее принадлежавшей местному кулаку-мироеду. Кулака в своё время раскулачили, а освободившийся дом стал местной избой-читальней, а проще говоря, библиотекой. В самой большой комнате, она же гостиная, до войны располагался «читальный зал». Теперь же эта комната служила местом сбора и отдыха лётного и технического состава полка. Народу порой набивалось столько, что было не продохнуть. От старой, кулацкой, обстановки остался патефон, стоявший в углу на столике с точёными, фигурными ножками, овальное зеркало, да затейливые кружевные занавески на окнах. Пузатый двухведёрный самовар был экспроприирован, и стоял теперь в столовой.