В дверь тихо постучали. Кай не ответил, он даже не пошевелился, будто и не слышал стук. Скрипнув, тяжелая, обитая нержавейкой дверь приоткрылась. Кай специально не смазывал петли, чтоб никто не смог войти бесшумно, пока он спит. Сквозь приоткрывшийся проем на пол кельи упал дрожащий свет коридорного факела. Во многих туннелях Подземелья использовалось электричество – где-то целые магистрали ярких синих ламп дневного света, где-то ряды ретроградных плафонов с лампами накаливания, но Кай обосновался в том ответвлении коридоров, где электрический провод был скорее излишней роскошью, чем бытовой необходимостью. Тем не менее, электричество в своей комнатушке он устроил.
В проеме приоткрытой двери показалась женская голова с копной лохматых русых волос.
– Ты здесь? – Спросила голова.
Кай опять промолчал, но теперь уже обратил на гостью пустой взгляд. Она в свою очередь юркнула внутрь кельи и закрыла за собой дверь, прижавшись к ней спиной, да так и осталась стоять. Это была миниатюрная девушка с привлекательной, хотя и излишне худой фигуркой, и милым узким лицом, постоянно сохраняющим выражение какой-то наивности и удивления. Ее звали Доминика – она предпочитала ходить с перепутанными волосами и в одежде, наименее скрывающей ее загорелую под искусственным ультрафиолетом кожу.
Кай довольно нескромно оглядел девушку, подняв взгляд вдоль длинных ног, открытого живота и дальше, остановившись на темных глазах.
Она уже привыкла к его молчаливому характеру и не стала дожидаться приглашения, чтобы усесться на довольно жесткое монолитное ложе рядом с ним. Устроившись, она откинулась назад, к стене, тогда как Кай сел на краю кровати, уперев локти в колени, так что девушке оставалось разглядывать его сгорбленную спину.
– Завтра ты уйдешь, да? – Спросила она.
Дернув плечом, Кай негромко ответил:
– Ты же знаешь, это решит Совет.
– Да хватит прикидываться! – Вдруг вспылила она. – Ты и сам прекрасно знаешь, за что проголосует Совет! Почему ты продолжаешь делать вид, будто завтра все может измениться?
– Потому что пока что я житель этих крысиных нор! – Резко ответил Кай, но затем продолжил уже спокойней. – Я не жажду уйти из Подземелья, и лишь завтрашнее решение заставит меня это сделать. Сама знаешь, эти старые шакалы давно ищут повод, чтобы прогнать меня подальше из туннелей, и вот теперь у них есть не просто шанс, а надежная причина. Мне хорошо здесь, хотя я и пришел сюда сверху, – Кай зачем-то показал пальцем в потолок. – Уйду ли я – решать только им, и, если вдруг что-то невероятным образом измениться за этот день, и Совет внезапно позволит мне остаться, уж поверь, я наверх не тороплюсь. Но раз мне нужно уйти, не волнуйся, там я не пропаду. – На последнем слове он усмехнулся каким-то своим мыслям.
– Какая разница, – поднимаясь с лежанки, продолжил Кай, – все равно мы ничего не можем изменить.
– Как ты можешь так? Как будто тебя ничего не волнует.
– Меня очень много чего волнует, – Кай стянул пропитанную по́том толстовку, чтобы сменить ее на что-то более свежее, но на вешалке нашлись лишь такие же нестиранные вещи. – И в данный момент меня волнует то, что пора идти.
Доминика нахмурилась, но ничего не сказала, она принялась разглядывать татуировки, покрывавшие плечи Кая.
Рисунки, выбитые на его коже, были целым произведением искусства. Каждый из них был настоящей картиной, и все вместе они составляли единое полотно. С него можно было содрать шкуру и повесить над камином в гостиной, вместо морского пейзажа или головы подстреленного на охоте оленя.
На его теле можно было найти и рисунки, и символы, и формулы, и строчки слов. Общий смысл всех этих татуировок был непонятен, но, если присмотреться к отдельным, можно было уловить несколько устрашающее значение. Например, один довольно крупный сюжет изображал прикованного цепями к полу огромного кашалота, которого стоящие вокруг крошечные, по сравнению с ним, человеческие фигуры кололи острогами в беззащитные бока. Кашалот приоткрыл пасть в беззвучном стоне боли, а по блестящей коже стекала красная кровь. Художник – бесспорно мастер высокого класса – тщательно прорисовал все детали, отчего изображения выглядели очень реалистично и живо. Так, на другой иллюстрации в подробностях разворачивалась сцена разрушающего здание цунами, и в окнах искалеченного дома можно было разглядеть крошечные фигуры людей, которым суждено утонуть.