– Вернулся, чудик, – прохрипела Николь. Невыплаканные слезы царапали горло. – Хоть ты вернулся. Хочешь посмотреть, как я умру? Все любят наблюдать за смертью. И ты, верно? Или думаешь, я достанусь тебе в качестве добычи, когда совсем ослабею? – Она попыталась улыбнуться, но простое действие причинило ей такую боль, что она застонала. Из подсохших трещин на губах снова потекла сукровица.
Существо внимало ее словам. Круглые глаза, не отрываясь, следили за девушкой. Из воды на секунду показалась мощная шея, соединенная парой нереально вздувшихся боковых мышц с плечами.
– Не-е, – потянула Николь. – Я тебе не достанусь. По крайней мере, живой. А вот когда я умру, можешь меня сожрать. Только мне уже будет все равно.
Существо втянулось в воду и снова единственным слушателем девушки стал океан.
– Эй! – позвала Николь. – Куда ты подевался? Не любишь правду, животное. Никто не любит правду. Если бы я знала! Если бы только могла догадаться, что у него на уме! Не было бы лодки, моря. Я сидела бы сейчас на террасе, в саду. Что-нибудь бы кушала, что-нибудь пила. Или ждала бы вечера, чтобы потусоваться с Ленкой в клубе, – девушка перевела дух. – Она тоже. Та еще бестолочь. Совсем как я. Сережка хороший, какой он классный, – скрипуче передразнила кого-то Николь. – Может, и прижмешь его потом к своей груди… Какой там у тебя номер без пуш-апа? Первый? Будете меня вспоминать. И эта сволочь будет делать вид, что страдает. Лживая тварь.
Девушка замолчала. Горло судорожно сжалось, перекрыв доступ словам.
Вдруг волна плеснула в борт. Вода расступилась, выпустив из синего нутра блестящую рыбу, которую сжимали огромные, перевитые мускулами руки, увенчанные чудовищными когтями.
Подробности Николь отметила потом, после того как рыбина, еле трепыхавшаяся, с переломанным позвоночником, плюхнулась в лодку.
Не мучая себя вопросами, девушка съела ее, содрав кожу, которая сошла как чулок. Внутренности испачкали кровью и руки, и лицо, и обрывки платья, давно лишенного белого цвета. Николь не обратила на мелочи внимания. Первый же кусок сырого мяса, проникший в желудок, доставил ей ни с чем ни сравнимое удовольствие, от которого помутилось в глазах. Она ела медленно – через тернии, через Джомолунгмы, через колючие барханы песка в больном горле проталкивая кусок за куском. Тщательно пережевывала, дожидаясь, пока кашица скользнет в желудок. Пустыня, поселившаяся внутри, жадно впитывала влагу.
Когда с частью рыбы было покончено, осоловевшая Николь пристроилась у борта, погрузив в прохладу руки, испачканные в крови. Рядом, в опасной близости покачивался на волнах увитый шрамами череп.
– Спасибо тебе. – Николь почти улыбнулась. – Даже если ты решил меня откормить перед тем, как сожрать. Все равно спасибо. Только обещай, что моя смерть будет быстрой, хорошо?
Существо смотрело на нее, не моргая.
– Что ты… кто ты? Человек? Пришелец? А может, ни то и ни другое. Какой-нибудь ихтиандр. Сейчас после катаклизмов столько всего развелось. Папка… рассказывал мне, он сам видел. Да и я в сети… Ты, наверное, из тех, из новых. Которые живут себе в океане и горя не знают. А почему нет? – вдруг обиделась девушка, словно кто-то в ответ назвал ее фантазеркой. – Почему я не должна верить в ужасы? Особенно после того, что со мной сделал Сережка. А? Ихтиандр?
Николь помолчала, прислушиваясь к себе – не возникнет ли там, в ее голове, каких-нибудь возражений на сей счет. Низкое солнце купало красное золото лучей в спокойной воде. На волнах медленно качался загадочный «поплавок».
– Сережка говорил мне о любви. Вот и подумай сам. Если я верила в то, что казалось правдой, почему бы мне не поверить в то, что кажется ложью?