Бедняги меня не замечают. Их глаза закрыты, заметно только, что они дышат во сне. Скорее всего, они спят сутки напролёт в молчаливом ожидании тех, кто придёт украсть ещё что-нибудь из их тел. Их держат живыми для свежести. Чтобы, если поступит заказ, скажем, на почку, и заказчик пообещает достаточно большую плату, почку вынули бы из одного из этих несчастных. И заказчик получил бы свежайший товар за минимальное время.

Живые консервные банки. Мысленно я решаю, что если всё пойдёт плохо, то последний патрон в револьвере оставлю для себя.

Пока я раздумываю, за стенами цеха что-то происходит. Звуковой фон неуловимо меняется, наполняется суетой, отрывистыми выкриками, топотом ног, хлопками дверей. Пока слушаю, невнятный переполох приближается. У меня нет сомнений насчёт того, к какой точке двигаются торопливые ноги – к той, на которой я стою.

Видимо, мои перевозчики закончили подсчитывать свой улов, и математика у них не сошлась. Пора менять тактику.

Я врываюсь в соседний отдел, похожий на гибрид операционной и лаборатории. Глаза безошибочно определяют самого опасного в помещении, рука наводит прицел в точку между его удивлённых глаз. Револьвер рявкает в громогласном приветствии.

– Всем лежать! – ору я на ходу. – Руки за голову!

Я подхватываю выпавшую из рук мертвеца пульс-винтовку – теперь у меня два ствола, что в сочетании со стрелковыми имплантами даёт мне сектор обстрела почти в сто восемьдесят градусов. Я уложу любого, кто передо мной, едва тот дёрнется. Но никто здесь не желает рисковать. Все падают на пол как кегли, повинуясь стадной психологии, или, может, решив, что это наиболее безопасный вариант.

Вот только в этом они ошиблись. Я расстреливаю лежащих сразу с двух рук: взгляд – выстрел, взгляд – выстрел. Сверкают синие сполохи винтовки, гремит револьвер. Я их даже не считаю и отмечаю лишь того, который попытался убежать – он получает сверхзвуковую пулю меж лопаток.

Я не собираюсь никого оставлять за спиной. Я тоже не желаю рисковать.

Снаружи звучит серия хлопков, которые я ни с чем не перепутаю. Там перестрелка, и её начал не я. Кто и в кого там стреляет, если я здесь?

Не важно – я бегу к лестнице, ведущей туда, куда ушёл Кейн.

Меня пытаются остановить, выбегают отовсюду, стреляя в меня. Я действую быстрее, чем успеваю подумать: взгляд – выстрел, взгляд – выстрел. Разум для этого не нужен, он только замедляет. Достаточно обострённых рефлексов и опыта.

Мысли возвращаются лишь тогда, когда заканчиваются противники. В руках у меня дробовик – только сейчас вспоминаю, как подхватил его прямо в воздухе. Револьвер в кобуре – при всех преимуществах его неудобно перезаряжать. На полу несколько тел, на мне ни царапины. Всё вокруг изгрызено пулями. Брызги крови на пластиковых шторах сверкают в мигании светильника.

Взбегая по лестнице, я думаю, что с моей работой здесь справился бы и андроид, если бы его удалось создать. Машина без сознания, с имитацией ума, выполняющая заранее прописанные действия… Никаких лишних мыслей, только задача. Никаких сомнений.

Мотнув головой, пинком распахиваю дверь и врываюсь в условную диспетчерскую.

Кейна здесь нет. Похоже, это чей-то рабочий кабинет, и, скорее всего, его, но сейчас здесь никого. Перестрелка снаружи не утихает – наоборот, мне кажется, что я слышу стрельбу уже с разных сторон.

Заметив ещё один выход из диспетчерской, иду к нему, и из-за суматохи снаружи слишком поздно замечаю приближающиеся шаги из-за двери – я уже протянул руку к ручке. Дверь с треском распахивается – кто-то саданул по ней с той стороны так сильно, что она отбивает мне руки. Весь дверной проём занимает Железяка. Я пытаюсь навести на него ствол дробовика и не успеваю.