Спустя несколько месяцев Леле встретил Шри Ауробиндо в Калькутте.[175] К тому времени Шри Ауробиндо всецело посвятил себя медитации, то есть медитировал все время, независимо от того, какой внешней деятельностью он занимался. Когда Леле узнал, что Шри Ауробиндо занимается медитацией не в специально отведенное время, он проявил беспокойство по этому поводу. Он почувствовал, что Шри Ауробиндо отклоняется от традиционного пути. Он сказал, что им овладел дьявол, и ему необходимо проинструктировать Шри Ауробиндо. Однако Шри Ауробиндо не прислушался к советам. Он освободил Леле от ответственности за последствия, которые могла иметь подобного рода садхана, ибо к тому времени он черпал духовные наставления в себе самом и не нуждался в гуру-человеке. Он быстро продвигался по пути дальнейших реализаций и знания, которое выходило за пределы понимания Леле. Шри Ауробиндо так сказал о роли Леле в его садхане: «От Леле я получил три вещи: 1) опыт сознания безличного Брахмана с его безграничной широтой – конкретное переживание; 2) возможность говорить и писать без посредства человеческого разума;[176] 3) привычку отдавать себя во власть Силы, превосходящей силу разума».[177]

В середине 1906 года Шри Ауробиндо практически покинул Бароду. В декабре следующего года он вернулся туда на непродолжительное время (после суратской сессии Конгресса), когда и встретил Леле и пережил решающую духовную реализацию. Во время своего короткого пребывания там он встретился с махараджей Бароды по его просьбе. Когда махараджа захотел встретиться с ним еще раз, Леле запретил эту встречу, и Шри Ауробиндо, таким образом, не смог еще раз увидеться с правителем. Этот этап его жизни в Бароде завершился; пробудившаяся Бенгалия звала его к себе, и он ответил на этот призыв, погрузившись с головой в истинную жизнь, полную бурь и волнений.

Из Бомбея Шри Ауробиндо отправился в Калькутту, делая по пути короткие остановки. Где бы он ни появлялся, повсюду его ожидал взволнованный прием, каждое его слово воспринималось с особым вниманием. В Нагпуре он выступил с обращением к огромному числу собравшихся – нескольким тысячам человек, в том числе и крестьян, и его речь была переведена на хинди доктором Муунджи. Даже по возвращении в Калькутту его все время просили выступить с речью по актуальным вопросам современности. Все устные и письменные выступления Шри Ауробиндо того времени представляли собой вариации на одну основную тему – национализм, с той лишь разницей, что теперь они содержали еще один новый элемент – обращение к национальным духовным корням. Национализм с этого момента перестал быть для него просто убеждением, пропагандой или программой действий и превратился в нечто большее. По его собственным словам, «национализм – это религия, ниспосланная нам Богом… Это не просто наша работа, но нечто более великое, что побуждает нас к действию, – пока все препятствия не будут сметены и Индия не предстанет миру свободной». Отныне письменные и устные выступления Шри Ауробиндо подкреплялись особой убежденностью, особым умонастроением или же, если говорить точнее, ниспосланным ему более высоким замыслом. В нем говорило, писало или действовало уже не внешнее «я» Шри Ауробиндо; внешнее оказывалось лишь посредником, инструментом Божественной Души, который необходим ей для исполнения своей задачи поистине космической важности. Подобный духовный подход к насущным проблемам нельзя назвать абсолютно новым или чуждым индийскому духу; однако находилось немало людей, подвергавших Шри Ауробиндо резкой критике за то, что он смешивает духовность с политикой; среди них были и такие, кто считал, что он скатывается с пьедестала высокой культуры, и те, кто жаловался, что Шри Ауробиндо с его сентиментальным национализмом уже исчерпал все свои возможности. Однако «Банде Матарам» сумела противостоять и критикам, и клеветникам, выступив с краткой отповедью их аргументам.