– Так вот как его зовут, – понимающе кивала я, – Ты такой смешной. Можно же просто подойти, поздороваться.

Чуть поодаль, моя сестра, с серьезным выражением лица переводила расценки на водные развлечения для пары русских посетителей Скайдрайва. Стефанос похлопал ее по плечу, выказывая похвалу, и она, запрокинув голову, радовала глаз своим смущенным смехом.

– Я заметил, что ты наблюдала. Будто бы смотришь в другую сторону, но у тебя не очень-то вышло, даже в очках.

Уткнувшись головою в коленки, я хихикнула:

– А сам? Дурачился изо всех сил. Я тоже не глупая.

– Мы с Алексом решили повеселить вас.

– У вас неплохо вышло. Особенно мне понравился солнечный зайчик.

Сейчас он тоже совсем другой. Не у меня одной глаза меняются. Дорины очень глубоко посажены, и лишь днем можно разглядеть, что радужка не такого уж и темного цвета. Больше древесного. «Почему он так нервничает, когда не целует меня.? Наверное, боится сказать лишнее. Спугнуть. Я словно олень, которого выслеживают несколько дней. Подстрелить, пока не убежал в другой конец леса».

Мы встретились на Скайдрайве затемно, и он снова, нервничая, переплел наши пальцы.

– Пошли погуляем? – сказал он.

– Ага.

Один за одним наши ступни аккуратно перешагивали камни, спящие в теплой воде, будто боялись их разбудить. На моей левой руке плясали отсветы из прибрежных кафе.

– И долго ты будешь работать там, с парашютом?

– Пока не кончится сезон… думаю до октября. А если поссорюсь с ним, то уйду работать в большой отель.

– Со Стефаносом? Ты с ним ссоришься? Почему?

– Потому что говорю, что думаю, когда дело идет о работе. Я часто ругаюсь с начальниками. Правда потом они все равно зовут меня обратно. Здесь не так уж и много тех, кто сможет работать так много… В смысле, я молод. А люди постарше не выдерживают смены по двенадцать-четырнадцать часов на ногах.

Он говорил это обыденно, улыбаясь с зубами. Мои губы куксились, а глаза понимающе моргали, глядя на песок.

– И ты бы не хотел пойти в университет? Учиться, а после получить хорошую работу?

– Нет. Я не подхожу для этого. По многим причинам.

– Да ладно, я уверена, что ты не дурак. Катерина сказала, что Алекс собирается куда-то поступать. У вас здесь, видимо, все немного позднее… В России без высшего образования не примут даже на самую дурацкую работу, и мы идем в институт лет в семнадцать-восемнадцать.

– Только не смейся… Я так и не закончил школу. Нужно было работать, так что на это времени не хватало. Да и все равно в местную школу я не вписался. Я ненавидел все это.

– То есть?

– Ну… когда мы переехали из Албании, я ни черта не понимал по-гречески. Отец говорил, если я не выучу язык в течение месяца, значит я бездарь. Я выучил его достаточно быстро… но вначале отвечал всем учителям на албанском. Они так злились. С тех пор и не заладилось, – я слышала собственный смех и думала, что он просто находка.

Какую-то часть меня передернуло, когда он признался, что не имеет даже среднего образования. Боже, не узнаю себя. Были бы мы в России, я бы и говорить с ним не стала. Мерзко признавать это. Но мне всю жизнь объясняли, что без диплома ты в этом мире как без рук. Папа, – вечно твердит, что это одна из самых важных вещей в его жизни – обеспечить мне высшее образование. Я должна быть благодарна. Я благодарна. И все же, некоторым вещам не научишь за партой. Например, как быть хорошим отцом.

Но Дори, он же совсем не глупый. Сам выучил и греческий, и английский, и немного говорит на трех других языках. Была бы у него возможность, думаю, он бы смог чего-то добиться.

– Скажи, ты вернешься сюда через год? Следующим летом?