А в начале 1915 года черед праздновать победу пришел к неприятелю – немцам.

Ну, а что делал дальше Мясоедов.

Итак, его, как пехотного офицера, призывают в ополчение. Потом не без протекции Сухомлинова определяют сначала переводчиком, а потом сотрудником, а по другим данным, начальником разведки 10-й армии, которой командовал генерал Фаддей Васильевич Сиверс. Эта армия занимала одну из важнейших позиций на Западном фронте. Мясоедов через своих людей был осведомлен не только о положении дел своей армии, но и знал планы командования 1-й и 2-й армий.

Анализ показал, что поражение русских войск 10-й армии было связано с глубокой осведомленностью противника о наших планах. Снова вихрь шпиономании понесся по окопам, блиндажам и позициям русской крестьянской армии, солдат которой стал задумываться над вопросом, за кого он льет свою кровушку.

Генерал А.А. Брусилов по этому поводу говорил:

«Сколько раз спрашивал я в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герц-перц с женой кем-то были убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы – не знал почти никто, что такое славяне – было также темно, а почему немцы из-за Сербии вздумали воевать – было совершенно неизвестно. Выходило, что людей вели на убой неизвестно из-за чего, то есть по капризу царя.

Солдат не только не знал, что такое Германия и тем более Австрия, но он понятия не имел о своей матушке России. Он знал свой уезд и, пожалуй, губернию, знал, что есть Петербург и Москва, и на этом заканчивалось его знакомство со своим отечеством. Откуда же было взяться тут патриотизму, сознательной любви к великой родине?!»

После позорного поражения в Восточной Пруссии 2-й армии генерала Самсонова в битве при Танненберге положение Главковерха было довольно сложным, и он всяческими мерами пытался отвести от себя ответственность за катастрофу. Именно в этой борьбе великий князь Николай Николаевич Романов положил начало волне шпиономании печально знаменитым «делом Мясоедова».

* * *

Нужно отметить, что шпиономания возникла уже в начале войны, когда солдаты требовали патронов и снарядов, а их не было, когда противник буквально заваливал наши окопы пулями и осколками. Особенно эта зараза свирепствовала в тылу, когда чуть ли не в каждом немце или еврее наши воины видели шпиона, вредителя, лазутчика. Это не была бдительность, это было умопомрачение, поддерживаемое военными властями.

Известный русский поэт В.Я. Брюсов, как очевидец этого процесса, писал:

«…наши солдаты, например, глубоко убеждены, что немцы отравляют колодцы, хотя вряд ли это осуществимо уже в силу технических трудностей. Во всяком случае, немцы стреляют из окон по проходящим русским, ночью пытаются зарезать сонных и т. п.».

Выдающийся российский и советский военный теоретик, публицист и педагог Александр Андреевич Свечин называл этот процесс «суеверием». В одной из лекций, прочитанной перед слушателями Академии Генерального штаба РККА, он говорил:

«Надо опасаться легенд о шпионах – они разъединяют доверие друг к другу, которым сильно государство…Сеется страх перед шпионами; создается какая-то тяжелая атмосфера общего предательства; в народной массе ежедневно тщательно культивируется тупая боязнь; а страх измены – нехороший страх; все это свидетельствует прежде всего о растущей неуверенности в своих силах…Ум человеческий отказывается искать простые объяснения грозных явлений. Серьезные неудачи порождают всегда и большие суеверия. В числе таковых, тесно связанных с поражением, наиболее видное место занимают суеверия о шпионах… Жертвы нужны – человеческие жертвы – объятому страхом людскому стаду».