— Не подведу, можете не сомневаться, — сказала твердым голосом.

***

Все случилось так, как и сказала приемная мать: ее источники никогда не ошибались. И уже через две недели после нашего разговора теа-а-тет я тряслась по ухабам да кочкам в карете. Поездка предстояла не очень долгая — всего сутки. Это еще хорошо, что мы жили на том же острове, что и королевская семья, иначе пришлось бы путешествовать вплавь. Не то чтобы я не любила воду, учитывая, что она окружала наши острова со всех сторон, но я предпочитала, чтобы под ногами находилась твердая земля. Не любила качку, даже езда в карете меня утомляла, но от этого никуда не денешься. Полеты были недоступны простым смертным, только королевская семья имела право летать на вивернах[2], а еще высшее руководство армии и флота и небесные всадники — специально обученные военные, которые защищали на драконах наше воздушное пространство.

Сказать по правде, летать я и не горела желанием. Ходили слухи, что эти ящеры крайне непредсказуемые существа и очень плохо поддаются дрессировке. Вблизи живых виверн я не видела, только высоко в небе, когда те летали по своим делам. С такого расстояния и не поймешь: есть там всадник или это дикая особь. Дикие драконы жили на одном из Истхонских островов — Виверновом острове, непригодном для жизни людей, где были лишь голые скалы. Человеку там не выжить, а вот драконы прекрасно себя чувствовали.

Однажды мы с девочками ездили в музей, где нам показывали чучело этого чудовища. Встречи с ним хватило надолго, чтобы потом еще несколько недель я просыпалась по ночам из-за кошмаров. Туловище в длину как три-четыре человеческих, две мощные задние лапы, каждая из которых могла бы раздавить меня и даже не заметить этого, и огромные крылья, размах которых больше столовой в доме госпожи иль Грасс, а у нее была большая столовая. Тело чудовища покрывали темные твердые, как камень, пластины, а из распахнутой пасти торчали зубы, каждый из которых был как половина моей руки в длину. Глядя на это существо, я радовалась, что виверны почти никогда не залетали на острова, населенные людьми. Благо, простора для охоты у них хватало, ведь Истхонские острова насчитывали почти два десятка участков суши больших и маленьких размеров, разделенных между собой водой.

Ученые считают, что когда-то существовал единый материк, но постепенно он ушел под воду, и над ее поверхностью остались лишь самые возвышенные участки, которые теперь заселили истхонцы. Я жила на центральном и самом большом Королевском острове, который окружали острова поменьше.

Стояла середина осени — тот период, когда заряжали продолжительные дожди, которые могли не прекращаться неделями. Со всех сторон нас обдували влажные морские ветра, которые приносили простуды и плохое настроение. Однако сейчас, вопреки обыкновению, погода стояла великолепная. Было прохладно, но воздух — кристально чистый, а солнце освещало деревья, пылающие всеми оттенками желтого, рыжего, алого, бордового и даже фиолетового цветов. Я остро чувствовала, как скоротечна эта красота, и пыталась впитать ее в себя, запомнить, перед тем как на долгие месяцы землю покроет белый снег. Несмотря на обилие хмурых дней, ветра и дождя, осень — моя самая любимая пора года. Наверное, именно потому, что осенью я острее всего чувствую ценность каждого дня, наполненного такой яркой красотой, которая очень скоро померкнет, а листья облетят и лягут под ногами коричнево-бурым ковром.

Распахнула штору, открыла окно кареты и с удовольствием вдыхала влажный воздух с привкусом опавших листьев, неосознанно сжимая подвеску на груди, которую всегда прятала под платье, чтобы никто ее не видел, потому что это было обычное металлическое украшение, не имеющее никакой материальной ценности. Но для меня оно значило очень много. Это единственная по-настоящему моя вещь. Ее нашли на мне, когда меня, совсем малышку, подбросили в приют. И она до сих пор осталась со мной. Плоская железная капля, ее серединка открывалась, если нажать на потайной замочек, и внутри находился портрет юной девушки с именем на обороте. Пелея — так звали мою мать. По крайней мере, я думала, что это она изображена на портрете, да и внешне мы чем-то были похожи. Я знала это украшение вдоль и поперек, и мне казалось, что оно как будто поломанное, словно от него кто-то отломил кусок, как будто должно быть продолжение. К моему величайшему огорчению, обломок потерялся. Но я любила этот кусочек металла, потому что когда-то он принадлежал моим родителям.