Конечно, Ежи Скарбек серьезно относился к семейной чести и любые сомнительные намеки его оскорбляли. Кристина сохранила детское воспоминание о том, как он встает из-за стола, когда один из гостей заявляет, что происходит от последнего польского короля Станислава Августа Понятовского. «[А я] потомок сапожника!» – эффектно бросил Ежи, подразумевая средневекового краковского сапожника, убившего легендарного вавельского дракона, прикрывшись овечьей кожей, пропитанной серой, и от которого якобы происходили Скарбеки [4]. Несколько польских семей числили драконоубийцу среди своих предков, тем более что он потом женился на дочери короля. Существовало немало преданий в истории Скарбеков, связанных с давними польскими легендами, и позднее они послужили топливом для личной, семейной и национальной гордости Кристины. На протяжении жизни она носила одно украшение – и это было не обручальное кольцо, а фамильный перстень Скарбеков. Он включал фрагмент железа в память о дерзком Скарбеке, в XI веке не склонившемся перед германским императором даже за посул подарить ему сундуки золота. Вместо этого гордый поляк бросил в германский сундук свое золотое кольцо, выкрикнув: «Пусть золото пожирает золото, мы, поляки, любим железо!» Оскорбленный император позднее был разбит в бою, а польские мечи доказали свою мощь против его наемников.

Однако не все знаменитые Скарбеки были столь воинственны. В XIX веке граф Фридерик Флориан Скарбек прославился как экономист, историк, писатель и социально-политический деятель, президент благотворительного совета и автор многих важных социальных реформ. Граф Фридерик вырос в родовом поместье Желязова Воля, на плоских, но не слишком плодородных равнинах к западу от Варшавы, там его учил дальний родственник по имени Николай Шопен. Поместье было небогато и дом весьма скромный, с традиционной длинной чередой комнат, низкими потолками и четырехколонным портиком на парадном фасаде, увенчанным балконом. Несмотря на рояль в гостиной, в остальном это был простой и удобный семейный дом, во дворе гуляли гуси и утки. Когда у учителя в 1810 году родился сын, его назвали в честь графа, который стал крестным отцом новорожденного. Первое опубликованное произведение Фредерика Шопена, полонез, было посвящено «ее светлости графине Виктории Скарбек, сочинение Фредерика Шопена, музыканта восьми лет» [5]. Граф Фридерик, вероятно, заплатил за публикацию полонеза, посвященного его сестре, а в дальнейшем стал одним из первых и наиболее ревностных поклонников композитора. Семья Скарбек очень гордилась этим родством, особенно когда после смерти Шопена в 1849 году он превратился в символ польской национальной идеи и поэтического духа.

Ежи Скарбек унаследовал благородное имя, богатую семейную историю и некоторую замкнутость. Скарбекам принадлежали гектары земли, целый ряд домов, ферм, их конюшни были заполнены чистопородными конями, но годам к двадцати пяти увлечение Ежи вином и женщинами, рулеткой и скачками нанесло существенный ущерб его доходам. В 1898 году семья организовала его брак с невероятно богатой, умной и «совершенно красивой» наследницей еврейского банкирского дома [6]. В декабре того же года только что окрещенная Стефания Гольдфедер была принята в одну из старейших дворянских семей Польши. Венчание провели по правилам реформатской церкви[5], вероятно, приемлемой и для католиков Скарбеков, и для Гольдфедеров, не слишком догматично настроенных иудеев.

Бракосочетание вызвало скандал, но не слишком масштабный. Никто в Варшаве не сомневался в мотивах жениха, и представители общества с понимающими усмешками упоминали Гольдфедеров как «класс финансистов, активно участвующих в материальной реконструкции нашей многострадальной нации» [7]. Евреи, некогда нашедшие приют в польском государстве, подвергались тяжелой дискриминации со стороны российских властей, и, несмотря на существование немногочисленной ассимилированной еврейской интеллигенции, большинство польских иудеев говорили на другом языке, ели другую еду и одевались иначе. Они вызывали любопытство, к ним относились свысока, их избегали. Даже ассимилированные еврейские семьи оставались объектом социального остракизма, и если еврейские врачи и юристы пользовались популярностью, это отчасти объяснялось тем, что те сами устанавливали определенную профессиональную дистанцию. Когда состоялось венчание Ежи и Стефании, представители знати и тех самых «финансовых кругов» пошли своими путями, и у каждой из сторон были серьезные основания хмуриться при размышлении о мотивах другой стороны в этом союзе. Если Ежи женился не столько на Стефании, сколько на ее деньгах, то Стефания вышла замуж за благородное имя Скарбеков. В следующем году Ежи купил огромное поместье в Млоджешине, в восточной части центральной Польши, которое, на его взгляд, соответствовало его статусу женатого человека и было достаточно удалено от докучливых варшавских сплетен