Одним словом, где бы мы с Алешкой ни находились, какие бы проблемы у нас ни возникали, тут же рядом появлялся Сеня-Клык и наводил порядок. Однажды он даже вступился за Алешку, когда его бессовестно обсчитала продавщица в магазине.

– Умная, да? – спросил он ее свистящим шепотом. – Встретилась бы ты мне в темном подъезде!

– Охрана! – завизжала продавщица.

Но охрана ей не помогла. Когда прибежал охранник и начал выступать, Сеня лениво сказал ему, показав кулак:

– Иди отсюда.

И охранник послушно отвернулся в сторону.

…Я не случайно обо всем этом рассказываю. Все это вам пригодится, чтобы понять, в какие проблемы мы вляпались и как из них выбирались. Скажу только, что очень скоро весь микрорайон знал о том, какая у нас с Алешкой крутая «крыша», а та самая продавщица уже обсчитывала Алешку в его пользу, себе во вред. Но Алешка, надо с уважением об этом сказать, никогда этим не пользовался и всегда честно возвращал перепадавшие ему лишние рублишки.

Но, однако, вернемся к нашей любимой речке Смородинке. Которая оказалась вовсе не Смородинкой. Сейчас расскажу, как все это получилось.

На ее диких берегах мы познакомились с двумя хорошими людьми. А точнее – с двумя людьми и с одной козой Анжелой.

С некоторых пор мы стали встречать на берегу очень пожилую женщину средних лет, в общем – симпатичную бабулю, которая приводила к реке симпатичную козочку на поводке.

– Ей надо травки пощипать, – объяснила нам бабуля, – и по камешкам попрыгать. Она все-таки коза, а не собака, так ведь?

Да, собаки в нашем парке прыгают не по камешкам, а по крышам легковых машин и травку не щиплют. Они обычно щиплют не понравившихся им прохожих.

На берегу бабуля спускала козочку с поводка, садилась на раскладной стульчик и занималась вязанием.

– Это я Анжелочке на зиму куфаечку вяжу. Зачем ей зимой мерзнуть, так ведь?

Бабуля вязала «куфаечку», Анжела щипала травку и скакала по камешкам, а мы с Алешкой готовили к испытаниям его подводную лодку. Модель, конечно, а не боевой корабль в натуральную величину.

– Чего вы там шепчетесь? – крикнула нам бабуля, втыкая спицы в клубок. Она уже плохо слышала, и ей казалось, что все вокруг нее говорят шепотом. А сама при этом орала как оглашенная. – И не Смородинка, если правильно. А Самородинка!

– Это как? – удивился Алешка.

– А вот так! – закричала бабуля, испугав собственную козу. Анжела уставилась на нее вопросительно, но жевать не перестала, так и мочалила клок травы левыми зубами. – А вот так! Здесь отродясь никакой смородины не водилось. А Самородинкой ее зовут, потому что сама народилась. Неизвестно откуда.

– Очень неизвестно! – выпалил Алешка. – Вон труба, из нее и вытекает… Смородинка.

– А в трубу-то она откуда притекла? Не знаешь? Вот то-то и оно-то. И никто не знает. Сама народилась, сама и бежит. Потому и Самородинка. А смородины тут отродясь не бывало.

– Ладно, – сказал Алешка примирительно, он не любил со старшими спорить, он их уважал. Не всех, конечно, а только тех, кто, по Алешкиному мнению, этого уважения заслуживал. – По-вашему – Самородинка, а по-нашему – Смородинка. Мир?

– Мир! – каркнула бабуля. – Только всеж-ки по-моему будет. Вот увидишь. Желка, зараза! Плюнь эту гадость. – Анжела увлеченно жевала пакет из-под сока.

Бабуля оказалась права. На следующий день вместо нее на берегу Сморо… Самородинки, что ли? В общем, на берегу речки появился средних лет немолодой мужчина, которого мы сначала стали называть Художником. У него была выразительная внешность – узенькая бородка, остренькие усики и широкополая шляпа.