Мой «купер» мчался по ночной Москве и вместе с другими посвященными энергично перебибикивался. Пусть все просыпаются! Я не мог тускло провести вечер в «Вертепе» – мне нужны люди! Много людей!! Пусть и незнакомых, но радостных и счастливых. Кажется, я переломил бездарное течение своей жизни и сейчас начнутся победы. Я включил музыку и орал в открытое окно.

Менты тоже радовались и посмеивались. Поэтому без штрафов и остановок докатил до МХАТа. Бросил машину у входа в «Джонку». К Пушке съезжались. Все-все. Сразу купил пива. Себе и каким-то парням. Студентам. У студентов никогда нет денег. Студенты вроде невезучих шпилеров. Ха-ха. Меня сносило кудато вместе со всеми. Пушкину повязали конский шарфик. Предприимчивые девушки вывели лошадей, чтобы подзаработать, – народ ведь хочет покататься в такую ночь… Я катался. Меня целовали девушки. У меня был шарф. У меня были деньги. В карманах немного, но в общем и целом они имелись. Теперь имелись. Теперь все будет по-другому. Я постоянно повторял эту фразу. И все соглашались. У всех все будет по-другому. Всем хорошо. Мухачов – гений! Это он все придумал. Главное – не снимать шапочку, нашпигованную проводками. И тогда все останется на своих местах… Пушкин, шарфик, кони, студенты, пиво, запруженная Тверская и девушка в очках, стирающая кровь с моей губы платочком, на котором изображен утенок с добрыми-добрыми глазами. Девушка – отличница, учится на юрфаке. Она коснулась меня. Подзарядила чем-то хорошим, и теперь все будет прекрасно после ее прикосновения. Точно-точно.

Проснулся в ванне. Холодной и неудобной. И откуда-то капало. Покоя не было. Вместо покоя было пусто. И больно. Лицо болело. Я вышел из сортира и оказался в прихожей. А из прихожей в большую комнату. Огромная комната. Без обоев, с рисунками на стенах. Что-то абстрактное и жизнерадостное. Нарисовано большими мазками. Просто цветные пятна. Не шедевр, но с хорошим настроением. Настроение – главное. Картонный журавлик свисал на толстой красной нитке с потолка. За что цеплялся – непонятно. И тоже раскрашенный. Журавлик парил в тумане и нехотя разворачивался через левое крыло. Это потому, что я зашел в комнату и по ней двинулся воздушный поток – вот журавлика и закрутило. Лучик солнца совсем чуть-чуть бил через крышу дома напротив и окончательно рассеивался, сталкиваясь с журавликом. Кажется, утро. Потому что все еще спят. Всех – много. Человек пятнадцать. Вперемешку свалились. Или свалены. Кто-то уже, наверное, того… Мало дышит. Дым вроде светового фильтра. Как на дискотеке. Здесь вчера веселились. И сегодня тоже. Им все время весело. Я наклонился и перевернул пару тел. Заглянул в лица тем, кто валялся на спине. Не узнал. Все чужие. Постоял немного. Хотел покричать: «Кубок наш!» Но потом решил не будить. Хотя они бы и не проснулись. Тогда еще глупее – чего орать, если все равно никто не услышит? Просто вышел из квартиры. Спустился по лестнице и оказался в переулке.

Справа в арке суетилось уличное движение, и я пошел туда. И выбрался на Тверскую. То есть я спал в Грохольском, рядом с Пушкой. И рядом с машиной. Я купил жвачку и билет в театр. На «Ревизора». Жвачку в двойном экземпляре засунул в рот, а билет выкинул в окно. Опустил сиденье до упора и еще поспал. Недолго. Проснулся, открыл дверь и блеванул. Снова пошла кровь из разбитой губы. И новый день не принес мне счастья…

Клипа купил книжку. Невозможно дурацкую. Раньше в аэропортах только газеты продавали, а сейчас и книжки, и альбомы, и путеводители. Культурная революция в помойке, блин! «Истинная Россия». Борзовато названо! И фамилия с выпендрежем – Фоминго. Вроде как Фомин, но Фомин не простой – в валенках и тельнике, а Фомин из-за границы. Иван Фоминго. За один и семь – псевдоним.