– Кажись были такие…

– А что мы с оружием делать будем… вот если найдём и оно исправное окажется, тогда расскажу, а пока рано.

С горем пополам доковыляли мы до Благовещенки, с заходом по дороге в церковь – там страху натерпелись, дьякон на нас очень подозрительно глядел, хотя мы честно крестились без перерыва, минут десять прошло, пока он утерял бдительность, и мы мгновенно смылись с парой свечек в карманах… Господь Бог простит, надеюсь.

А мы тем временем миновали первый плашкоутный мост, его уже свели после ночного развода, судов, лодок и барж разного размера в Оке была пропасть, ну ещё бы, Нижегородская ярмарка в полном разгаре, а это на минуточку сейчас крупнейшая торговая площадка Европы, а может и всего мира. В 21 веке что-то похожее есть разве что в Сингапуре, Роттердаме да в Гамбурге. А вот и Благовещенский монастырь в полугоре стоит, и не на берегу, но и не на верхнем ярусе Дятловых гор, кто его так задумал, загадка.


Нам надо было, если верить лёшкиным байкам, зайти за него, и там, сзади, она-то и должна быть, пещера с сокровищами. Перебрались через Похвалинский съезд, благо это сейчас несложно, никаких светофоров и ходит по нему две телеги в час, и поднялись чуть вверх.

– Сюда, – сказал Лёха, показывая рукой, куда именно.

– Что-то не верится мне во всё это, братуха, – честно ответил я ему, – ну кто в наши тяжёлые времена тут будет оружие бросать. Оно же серьёзных денег стоит.

– А сколько такой ливольверт сейчас стоит? – уточнил он.

– Во-первых не ливольверт, а револьвер, учись правильно говорить, пригодится, а во-вторых… ну рублей 20-25, не меньше. Особенно если с патронами. Так что в том ящике на сотенную железа лежит, это самое малое.

– Так может загоним их, ре-воль-веры эти, – с трудом произнёс он по слогам трудное слово, – и заживём… на сотенную мы цельный год безбедно жить сможем.

– Давай сначала найдём, что ты там говоришь, а уж потом будем делить шкуру неубитого медведя.

– Кажись здесь, – неуверенно сказал брат, остановившись около большой кучи мусора в самом конце монастыря, справа была Надвратная церковь, если я не ошибаюсь, и крутой спуск к набережной, а слева ничего, кроме вековых дубов и вот этой мусорной кучи. Народу здесь вообще никого не было, некуда тут ходить – кому надо в Благовещенскую слободу с Нижнего базара, идут прямо вдоль реки, а если сверху, то дальше более удобный спуск есть с Гребешка.

– Нам чо, раскапывать это дерьмо надо? – спросил я.

– Ты погоди, тут сбоку уже раскопано было… мы же и раскопали в прошлом году.

– А чего нас сюда понесло, не помнишь? Сложно подумать, что здесь что-то полезное может скрываться, – это я говорил, с отвращением обозревая гору отходов.

В 19 веке ведь мусор совсем не такой, как в 21-м, нет ни пластика, ни бумаги, ни полиэтилена, всё экологически чистое, но менее вонючим и мерзким оно от этого факта не стало. Надо раскапывать, раз пришли. Я вооружился здоровенным сучком с раздвоенным концом, Лёха взял что-то похожее, начали с двух сторон одновременно. Через десять примерно минут работы открылось что-то вроде лаза, уходящего вглубь горы.

– Это оно самое? – спросил я.

– А я знаю? – огрызнулся Лёха, – мож оно, мож и не оно, щас проверим.

Он бросил свой сучок и начал руками отгребать последние килограммы мусора от входа, я ему тут же помог.

– Хватит, можно протиснуться, – сказал Лёха и первым полез в подземный ход.

– Свечку-то забыл, – напомнил я ему, – без свечки мы там ничо не увидим.

– Да не забыл я, – обернулся он ко мне, а в руке его уже горела маленькая церковная свечечка, – на полчасика хватит, должны обернуться.