– Мне белые нравятся, – тихо сказал я Щуке.

– Вишь, какое дело, – задумчиво ответил он, – белое у нас только на похороны надевают, траурный это цвет…

– А ситцевые уж больно развесёлые, – отвечал я, – как на свадьбу… а ты что думаешь? – спросил я молчавшего Лёху.

– А мне всё нравится, – сказал он, включил глаза в режим горения, – любая лучше, чем то, в чём мы щас-то ходим.

– И то верно, – задумался я.

Некоторые рубахи были с орнаментом, вышитые наверно – я к таким даже не подходил, наверняка надбавка за этот орнамент вдвое, если не втрое. И наконец я увидел красные рубашки, пощупал – нет, не шёлк, обычный лён.

– Берём это, если недорого, – шепнул я Щуке, а сам завёл учёный разговор с продавцом, бородатым и усатым крестьянином средних лет.

Оказалось, они сами красят полотно, каким-то подмаренником, собирают во поле рядом с деревней, размачивают его в чанах, а потом туда же и ткань кладут на пару дней. Получается конечно не ахти как здорово, не промышленная окраска, но если издали смотреть, почти что однородный цвет. У него же и портки из того же льна были, некрашеные. Щука сторговался на три пары того и другого за шесть целковых, по-моему недорого.

– А теперь сапоги ещё у нас остались, – весело сказал Лёха, примеряя обновку (он хотел выкинуть старую одежду, но рачительный Щука не дал – собрал всё в свою торбу, мол пригодится в хозяйстве).

У меня в мозгу опять пронеслись остатки филологического образования, целых два курса в универе оттянул – «сапог» древнеславянское слово, произошедшее по всей вероятности от булгарского «сабаг», что значит «обувь с голенищем», второй вариант от тюркского «сап», рукоятка, стебель. Вид обуви с высоким голенищем.

Сапожно-обувные ряды чуть подальше были, почти у Лыковой дамбы. Цены мне сразу не понравились – хромовые сапоги со стандартным голенищем чуть ниже колен меньше, чем за трояк, никто не уступал. Денег из подземелья уже не хватало на такие сокровища.

– А подешевле и попроще ничего нет? – спросил я Щуку.

– Как не быть, – хитро усмехнулся он, – лапти вон за рупь, сколько хошь…

Лапти меня не устраивали категорически.

– А сапоги без голенищ бывают? Наверно всё дешевле будет, чем с голенищами.

Щука пожал плечами с сказал, что наверно есть и такое чудо, надо поискать. Походили-поискали и в самом дальнем углу рынка, представьте себе, обнаружили – почти что боты, но кожаные, с приличной подошвой. За пятёрку продавец нам уступил три штуки такого чуда. Лёха сначала кривился, а потом походил-попрыгал и сказал, что пойдёт, особенно если штанами сверху прикрыть, так и не видно, что они без голенищ-то. Так вот и приоделись мы за одиннадцать целковых рублей… посчитал в уме – остаётся у нас на жизнь два с полтиной… а, ещё же крест есть, но это уж на потом оставим.

– А сейчас мы на Гребни идём, территорию метить, а то недоглядишь – Чижик опять там свои порядки начнёт устанавливать, – скомандовал я и мы выбрались из рыночной толчеи на относительный простор улицы Рождественской.

– О, гля-ка, – тут же дёрнул меня за рукав Лёха, – Спиридон Михалыч собственной персоной.

И показал пальцем на крепкого довольно мужчину, одетого в шёлковую рубаху и чёрный картуз, тот с важным видом стоял возле входа в заведение с названием «Трактиръ Рукомойникова» и беседовал ещё с двумя похожего вида гражданами.

– Какой Спиридон? – попытался вспомнить я и не вспомнил.

– Целовальник Спиридон, ну, – нетерпеливо ответил Лёха, – который нас из нашего же дома выгнал за долги.

– Вспомнил, – ответил я, – на ловца, как говорится, и зверь бежит. Вот этого зверя мы и будем сегодня вечером загонять куда следует… а сейчас у нас в программе Гребни.