– Я хорошо это понимаю, государь, – учтиво отвечал Маликорн.

– Вы меня восхищаете, сударь! Я и впредь могу на вас рассчитывать, верно?

– Всецело, ваше величество. Моя шпага и жизнь принадлежат вам.

– О, меня-то больше прельщают ваши ум и находчивость, любезный господин де Маликорн. По этой самой причине я и тороплю вас со свадьбой. Ничто не развивает природную хитрость и изворотливость вернее молодой жены.

– Это верно, государь, хотя бы даже только в моём случае, – подхватил Маликорн.

– Я так и думал. Итак, не забывайте же о своих обязательствах и рассчитывайте на моё к вам искреннее расположение. Сейчас я отпускаю вас, – улыбнулся Людовик, – ибо знаю, что у вас есть спешное дело к мадемуазель де Монтале.

Маликорн, рассыпаясь в благодарностях, отвесил последний поклон и покинул покои короля. В передней он перевёл дух и направился вдоль галереи, вполголоса беседуя с самим собой:

– Если не это называется продать свою душу, то я уж и не знаю, что тогда. В любом случае я, кажется, не продешевил. А впрочем, в чём я ручался, кроме того, что буду служить королю? Разве не в этом заключается мой долг? Конечно, именно в этом! Или нет? Всё же, наверное, в этом, особенно если тем самым я могу послужить себе. А! Нет ничего зазорного в такой службе; это даже почётно: быть полномочным ухом и глазом Людовика Четырнадцатого при Филиппе Орлеанском. Да-да, я тысячу раз прав, и сам д’Артаньян на моём месте не мог быть щепетильнее.

Рассуждая столь незатейливым образом, он добрёл до зала, в котором множество версальских постояльцев томились в ожидании суверена. Не без труда отыскав среди дам Монтале, он взглядом пригласил её проследовать за ним на балкон. Прервав щебет, девушка оставила прочих фрейлин и через пять минут присоединилась к Маликорну.

– Вы, как всегда, вовремя, – сердито обратилась она к нему, – именно сейчас должен появиться король, а я оставила прекрасное место у входа. И всё ради ваших дивных глаз!

– Король занят разговором с графом де Сент-Эньяном, – в тон ей ответил Маликорн, – так что жертва ваша не столь уж велика, милая Ора.

– Ах, боже ты мой, ну, а вам-то почём это знать?

– Я только что из его опочивальни.

– Опочивальни графа?

– Да нет, короля.

– Что это вы там делали? Разве вы присутствовали при утреннем туалете его величества?

– Нет, король был так милостив, что освободил меня от сей скучнейшей процедуры. В самом деле, это означало бы уподобиться всевозможным герцогам и пэрам. Его величество справедливо счёл это чересчур унизительным для моей персоны и соблаговолил принять меня одетым.

– Господи, ну что вы такое говорите?! – ахнула Монтале, испуганно озираясь по сторонам.

– Ах, неужели вам страшно, Ора? Страшно за меня?

– Мне? Вот ещё! Можете говорить, что вам вздумается, – холодно объявила девушка, бросив всё-таки последний взгляд через плечо.

– Нет, признайтесь, что боитесь, как бы какой-нибудь Конде не пронзил меня шпагой.

– Скорее вы проткнёте его своим длинным языком.

– Вы правы, я и впрямь лёгок и очарователен в общении. Благодарю за комплимент, – поклонился Маликорн.

– Я не делала вам никакого комплимента! – вскинулась Монтале.

– Разве это были не вы? Я, видимо, что-то перепутал. Но кто-то же явно осыпал меня сегодня комплиментами! Ах да, вспомнил: это действительно были не вы, Ора.

– Не я?! Кто же тогда?! Отвечайте немедленно!

– Вы ревнуете?

– Я?!

– Вы, вы.

– Неважно! – запальчиво воскликнула Монтале. – Извольте немедленно сказать, кто это наговорил вам любезностей, или…

– Или?..

– Или, клянусь, я сброшу вас с этого балкона! – и Монтале сделала шаг к Маликорну.