Помолчали. Алекперов рассматривал плакат на стене. Самсонов выжидал.

– Чего нам еще ждать? – спросил Алекперов.

– Мы подготовили сюжет об обменном пункте, в котором сто рублей меняют на сто долларов.

Алекперов засмеялся:

– Да, это я видел. Мне просмотр устроили прямо в кабинете. Все, кто присутствовали, смеялись от души. Но тоже, кстати, отметили, что дураком героя выставили! – Алекперов погрозил пальцем.

– Ты же знаешь, что мои герои не ведают – до поры, конечно – что их снимают, – пожал плечами Самсонов. – И репетиций с ними я не провожу. Они на экране такие, какие в жизни.

– В жизни они не попадают в ситуации, которые ты им подстраиваешь.

– Иногда попадают. Просто этого никто не видит.

– Но ты их провоцируешь, Сергей! Это нечестно!

– Категории «честно» и «нечестно» слишком абстрактны в нашей жизни, – отрезал Самсонов.

– Ты когда-нибудь доиграешься! – засмеялся Алекперов и снова шутливо погрозил собеседнику пальцем. – Тебя скоро будут бить герои твоих передач.

Я быстро посмотрел на Самсонова. Тот неуловимо изменился в лице, но Алекперов ничего не заметил и добавил:

– А если серьёзно, то я боюсь за ваш рейтинг.

– Рейтинг у нас повыше, чем у всех других, будет, – огрызнулся Самсонов.

– До поры, Сергей, до поры. Сделай передачу чуть добрее – и наберёшь дополнительные проценты.

– Я не могу приукрашивать жизнь. Я показываю людей такими, какие они есть. Мне нужны настоящие эмоции, а не сироп.

– Но есть определенные правила игры…

– Я соблюдаю эти правила и не снимаю ничего такого, что не пройдёт в эфир.

– А есть задумки? – осведомился Алекперов.

– Сколько угодно! Я бы хотел показать настоящие чувства, на грани фола. Ты понимаешь? Чтобы у зрителя – мурашки по коже.

Самсонов преобразился. Кажется, он постепенно забывал о нас, уносясь куда-то туда, где нас с Алекперовым не было, и куда нам путь был заказан.

– Представь себе морг …

Я открыл рот. Съёмки в морге – это что-то.

– Бетонные подиумы-столы, на них лежат трупы. Приводят группу студентов-медиков. Они будут присутствовать при вскрытии. Перед ними труп. Патологоанатом берёт скальпель, и вдруг «мертвец» открывает глаза.

Алекперов покачал головой, похоже, ещё не решив для себя, как следует воспринять услышанное.

– И что? – наконец спросил он. – Ты действительно находишь это интересным?

– А ты? – вопросом на вопрос ответил Самсонов.

– Чушь какая-то, если честно.

Самсонов недобро засмеялся:

– Зачем ты говоришь неправду? Ты же профессионал и понимаешь, что этот сюжет, если его хорошо проанонсировать, заставит зрителей на время забыть о существовании других каналов. Стопроцентный рейтинг!

– Зато на следующий день совет директоров вышвырнет меня с работы.

Самсонов снова засмеялся:

– Спасибо, что ответил искренне. В том-то и дело, уважаемый босс, что я не снимаю того, что я хочу снимать. Я снимаю то, что мне позволяют. Своего рода цензура, ты же понимаешь.

Алекперов вздохнул:

– Мы не можем показывать ужасы. Да ещё в прайм-тайм.

– Хорошо, не надо ужасов, – неожиданно легко согласился Самсонов. – Другой сюжет могу тебе предложить. Кабинет директора предприятия. Он вызывает к себе одного из сотрудников, начальника отдела, предположим, и объявляет о предстоящем увольнении. А мы все это осторожненько снимаем.

– И ты думаешь, будет что смотреть? – неодобрительно скривил губы Алекперов.

– Да! – с чувством ответил Самсонов. – И ещё как! Ты знаешь, чего хотят люди? Они хотят с безопасного расстояния наблюдать за поведением человека, попавшего в неприятную ситуацию. Когда они смотрят художественный фильм – им это уже интересно. А если это реально происходит в жизни – это просто высший пилотаж. В истории с увольнением – все комплексы маленького человека. Каждый боится потерять работу, и вдруг ему показывают, как это происходит в действительности. А наш герой тем временем начинает лебезить перед директором, рассказывать о больной жене, голодных детях и о недостроенном дачном домике. Я покажу людям жизнь!