Роун втиснулся в закуток, здесь в узком и душном пространстве, между двумя домами, почти примыкающими друг к другу, с правой стороны, притаилась щербатая дверь. Он тихо постучал. Прошло не меньше минуты, прежде чем дверь приоткрылась, из щели на него вытаращилась рябая физиономия.

– Да хранят тебя боги Василь, как сегодня дела у госпожи Трулли?

– Всё по прежнему, входи, она спрашивала о тебе.

Роун вошёл, рыжая девочка захлопнула дверь и задвинула хлипкий засов.

– Как твоя матушка? У вас всё в порядке? – участливо поинтересовался он.

Девчушка равнодушно кивнула головой. Роун прошёл по маленькой захламлённой кухне, Василь явно не была обучена уборке и не имела желания блюсти чистоту в чужом доме. Вот погоди, увидит это твоя мать, всыпет тебе по первое число, подумал Роун. Он приостановился в тёмном коридоре перед дверью, тяжело вздохнул, выпрямился, постучал и бодро вошёл.

– Добрый вечер госпожа Трулли, как вы сегодня себя чувствуете?

На круглом столе у мутного грязного окна горела лампа, она нещадно чадила дешёвым маслом, поэтому окно было приоткрыто, впуская внутрь приглушённые звуки улицы. Спальня госпожи Трулли была раньше небольшой кладовкой при лавке, а жилые помещения располагались наверху, но с тех пор как она потеряла мужа, а вскоре после этого заболела, она сдала лавку и верхний этаж предприимчивым соседям. Они сделали вход на второй этаж из своих комнат наверху, таким образом значительно расширив жилое пространство для своей большой семьи. Василь была одним из детей соседей арендаторов, мать пристроила её к делу, чтобы та не мешалась под ногами. Кроме стола, в комнатке ещё поместились пара стульев, шкаф у стены и умывальник в углу. В центре небогатой обстановки располагалась небольшая кровать с балдахином, последний признак утраченного благоденствия. В кровати, откинувшись на подушки, лежала женщина средних лет. Она плохо выглядела, болезнь уже довольно давно подтачивала её силы. Лицо землистого цвета с запавшими глазами, обрамляли жидкие седые пряди, разметавшиеся по подушке, шумное натужное дыхание перемежалось свистом и хрипами. Роун знал, что ей всего сорок лет, но выглядела она в данный момент на все шестьдесят. Он устало плюхнулся на стул рядом с кроватью, протянул руку, приоткрыл окно пошире, чтоб впустить больше свежего воздуха. Девочка молча мялась в дверях. Он достал мелкую монетку и поманил её, она радостно заулыбавшись, подбежала, схватила монетку и стрелой вылетела из комнаты, не поблагодарив. Где-то в отдалении хлопнула входная дверь, Василь умчалась тратить свалившееся на неё состояние.

Роун повернулся к кровати и наклонился к распростёртой женщине.

– Как Вы сегодня? Выглядите вроде-бы получше. Хотите воды?

Женщина слабо улыбнулась, прикрыв глаза.

– Всё хорошо мой мальчик, твоими молитвами и заботами, держусь пока. Боги всё никак не приберут меня, видимо ещё не пришёл мой срок. Как там поживает Агаста? Она давно не заглядывала ко мне.

Агастой звали тётю Роуна, которая с малолетства воспитывала его, она забрала его к себе после смерти почти всей их семьи. Роун родился в пригороде Портуса, на западе, в лесах, покрывающих жирный чернозём. Семнадцать лет назад там разразилась эпидемия «чёрного горла» и выкосила за пару недель четверть населения, так Роун и оказался в городе, на попечении родственников. Лорд Аспен, владелец этих земель, даже понеся огромные убытки от эпидемии, не бросил на произвол судьбы осиротевших детей земледельцев. Он выделил немалую сумму на их содержание и обучение. Всех сирот перевезли в столицу и обучили грамоте, а некоторые, особенно одарённые и хваткие, обучились ремёслам. Большинство, кого забрали в пансионаты Аспенов и родственники, со временем вернулись обратно в западные земли, под крыло великого дома. Роун остался в Портусе, городская жизнь пришлась ему по душе. Он обучился грамоте, потом подруга тётки, госпожа Трулли, которая относилась к нему, как к сыну, пристроила его подмастерьем к кожевеннику. Но дело не пошло, мастер назвал его безруким умником, Роун не преминул ответить, что дубильщик с такой рожей, должен считать умником в сравнении с собой, даже захлебнувшегося гуся, смотрящего на дождь. На том обучение и закончилось. Роун был лёгкого нрава, смешливый и сообразительный, он легко заводил друзей и знакомых, поэтому помыкавшись немного, тут и там, он устроился подмастерьем местного лавочника. Он бегал на посылках, выполнял мелкие поручения и помогал обслуживать особо требовательных покупателей, находя общий язык практически с любым человеком. Старик ценил молодого человека, поэтому когда его постоянная клиентка, смотрительница храма госпожа Акория, обмолвилась о том, что ей нужен надёжный и исполнительный посыльный, лавочник сразу предложил Роуна, уверенный в том, что в храме юноша добьётся успеха. Так Роун и попал в храмовые служащие, из пешек в дамки одним махом. Это было завидное место, платили хорошо и стабильно, работа оказалась не особенно тяжёлой, и можно было дослужиться до более высокопоставленных должностей в храмовой иерархии.