– ДЕСЯТЬ!

– Гэвин, после «три» идет «четыре», – крикнула ему Лиз.

– Это скучно, – возвестил мой сын.

– Пойдем, давай-ка я тебе покажу все, пока твой малорослик не стал выставлять свой пенис в витрине для всех прохожих, а то еще краска в доме не просохнет, как мне впаяют штраф за непотребное украшательство, – сказала Лиз, хватая меня за руку. – Кончай горевать и просто наслаждайся жизнью, моя дорогая! Твои мечты становятся явью, детка! О голубых глазах мы погорюем позже.

Потрясение и беспредельное восхищение подругой, которые я испытала, не оставляли меня, когда два часа спустя я катила домой. Гэвин уснул на заднем сиденье, едва машина тронулась, так что никакая звучавшая на заднем сиденье трескотня про писуны и яйца не отвлекала моих мыслей. Кухня в булочной оказалась куда лучше, чем мне помнилось по тем годам, когда я забегала в кафе выпить чашку кофе с булочкой. И оборудование на ней было такое, каким я не то что владеть – пользоваться только мечтала. Внушительных размеров производственный двухдверный морозильный шкаф, в пару ему – трехдверный холодильник, мощная электроплита с шестью конфорками, два вентилируемых духовых шкафа, хранилище для остывающего шоколада на шестнадцать поддонов, витрина-холодильник для выпечки, помещенная прямо под прилавком, два медных котла, чтоб плавить шоколад, карамель или все, что мне понадобится. Прямо посреди кухни имелся островок четыре на шесть футов[37] с мраморной столешницей для остывания – идеальная штука для приготовления конфет и прочих сладостей. В те времена, когда я была завсегдатаем «Андреаз», я всегда восхищалась этой открытой витриной на полу. Если подойдешь к кассе, то можно увидеть, что творится на кухне: помнится, я любила наблюдать, как мастера лепили пирожные или пирожки.

Обойдя кухню и любовно огладив рукой все, что в ней было установлено, я заявила Лиз, что уж чересчур… хорошо. Она попыталась убедить меня, будто прежние владельцы недавно все обновили, что вся начинка кухни отдана вместе с помещением, но я знала, что она врет. Я сама не так уж и давно была в «Андреаз» и говорила с ее управляющим. Я доподлинно знала, что ничего они не обновляли. Плюс Лиз избегала смотреть мне в глаза – верный признак, что врет, и ругалась вдвое больше обычного.

– Лиз, это перебор. Я не могу тебе этого позволить.

– Ой, Клэр, заткнись. Вся эта гребаная шелуха шла вместе с гребаным помещением и прежние гребаные владельцы просто хотели избавиться от нее к чертовой матери.

Вруша, вруша!

Половина помещения, предназначенная Лиз, была такой же прекрасной, только без изумительной кухни, как на моей половине. Она показала мне, где хочет поставить стену, чтобы прямо посредине разделить пространство надвое. Лиз намеревалась оставить возле витрин достаточно места, чтобы покупатели могли перемещаться из одного магазина в другой. Ниша создавала бы вполне достаточное уединение на тот случай, если моим покупателям не захочется глазеть на резиновые фаллосы, дамское белье и всяческие мази на половине Лиз. Кроме того, она пообещала проделать позади кухни черный ход, которым мы сможем пользоваться, чтобы ходить туда-сюда, минуя основное пространство магазинов. В каждой из наших половин встала конторка для кассовых аппаратов. На половине Лиз уже выстроились стеклянные витрины, где можно было выставить все, чем она собиралась торговать. Моя половина была пока пуста, но потом можно будет подумать о нескольких столиках, за которыми люди могли бы отдохнуть и полакомиться кофе с выпечкой. Я поняла, что Лиз тут горы свернула еще до того, как посвятила меня в свои планы, очень хорошо зная, что с меня не убудет: могу отказаться от мечты, узнав, скольким предстоит пожертвовать моей подруге. Моя половина была широко открытой, при желании позади можно было увидеть всю кухню и рабочих с поварами. Тогда как половина Лиз сразу же за кассой была отгорожена стеной, поскольку инвентарь она выставляла в дальней комнате. Моя головастая подружка обо всем подумала, и я была потрясена, за какой короткий срок ей удалось провернуть свой план!