Квартира на Rua de Fialho. Семь часов утра. На высоком барном стуле, по-турецки скрестив ноги, завтракает задумчивая Эванджелина. Девушка медленно накалывает на вилку каждый компонент салата по отдельности: авокадо, помидор, сельдерей, латук и две небольшие креветки, – завтрак, начисто лишенный аппетита и настроения. Отодвинув от себя тарелку на край стола, девушка сделала небольшой глоток несладкого крепкого кофе и посмотрела сквозь открытое окно на улицу. Сквозь бахрому сухих пальмовых ветвей ей улыбнулись шафраново-жёлтое солнце и небо цвета яркой утренней бирюзы. Воздух в Рио это время суток был ещё чист, свеж и прозрачен. Утренний бриз отнес остатки смога в океан и рассеял суетливую пыль уже забытого горожанами прошедшего дня над водной гладью. Медленно зарождался новый прекрасный день, а вместе с ним и надежды на всё, что не сбылось вчера. Так уж устроен ум человека, что мысли опережают тело на многие дни, а порой на месяцы или целые годы, а день сегодняшний проскальзывает капельками воды на ладошках в то время, пока мы умываем своё заспанное лицо. Эва всегда жила будущим, но вместе с тем обожала утро именно за то, что в тишине могла побыть наедине с собой в моменте. Старалась встать на час раньше, чтобы неторопливо насладиться прохладной тишиной и гармонией нового дня своей жизни, под аккомпанемент тихой фортепианной музыки. Однако этим утром девушку ничего ровным счётом не радовало. Мысли о судьбе Эмилии омрачали всё, к чему невольно прикасался взгляд: салат казался вялым и пресным, кофе горчил, а календарь на часах говорил о том, что день принятия решения уже настал…

– Господи, за что мне всё это? Почему именно мне и именно сегодня предстоит решать чью-то судьбу? Слишком сложно и слишком ответственно. Любой выбор, который я сделаю сейчас, определенно изменит и мою жизнь тоже, – подвела итог Эва, испытывая одновременно жалость к себе и едкие угрызения совести поводу судьбы ребёнка. – Не ясно и не понятно, что же мне следует предпринять? Если рассудить по совести, то я должна остаться работать в Бразилии; собственными руками заживо похоронить свою карьеру, а вместе с ней и перспективу удачно выйти замуж; при этом официально удочерить Эмилию и следующие десять лет изображать из себя добрую, заботливую, любящую мать, – неудобные варианты тут же отозвались спазмом где-то внутри, и виски немедленно заболели, оказавшись стиснутыми мыслями, совершенно не подходящими по размеру, словно не разношенные новые балетки.

– Думай, Эва. Думай! Если я отвезу девочку в приют, что тогда? Разумеется, я сделаю это ненадолго. На год или вроде того? Определённо, ничего страшного с ней там не произойдет. Другие дети там живут всё своё детство, и ничего. Не слышала, чтобы в приютах убивали или насиловали, государство отвечает за них, – в памяти тут же всплыли кадры из субботней программы новостей, где супруга мэра лично присутствовала на открытии нового муниципального приюта, в котором, по её словам, дети будут жить намного лучше, чем в некоторых бразильских семьях. Летиция Мело Грасси, некрасивая рыжая толстуха, нескромно увешанная безвкусными бриллиантовыми побрякушками, лицемерно улыбаясь, рассказывала о том, что детишки в приюте ни в чем не будут нуждаться и все как один получат хорошее среднее образование. И, дескать, она, ответственный попечитель и любящая «крёстная мать», лично проследит за тем, чтобы «все сироты Рио-де-Жанейро навсегда забыли горький вкус предательства и ощутили силу нашей искренней христианской любви…» Затем Летиция любезно проводила журналистов в просторные светлые комнаты с разноцветными обоями, коврами и стеллажами, полными книг. Картину неописуемого счастья дополняли радостные физиономии детишек с щеками, полными шоколадных конфет. Нарядные сорванцы восторженно скакали по кроваткам и благодарили добрую тётю за новый красивый дом… В момент просмотра репортажа Эва, разумеется, не поверила ни жене мэра, ни её показной добродетели, ни даже детишкам в одинаковых синих шортах, на которых болтались необрезанные ценники. Безусловно, её смутили конфеты… На момент даже показалось, что худые голодные дети их увидели впервые в жизни и оттого запихнули сладости в рот по дюжине штук одновременно.