Ага! Вот оно что! Я прижала ухо к двери так, что заныли хрящики.

– Конечно. Вместе с долгами! Которые и выкупил Григорий Алексеевич! – процедила мачеха. – Вот пусть и забирает ее! Мы-то без ничего не останемся… Я припрятала достаточно!

– А что если Ольга упрется и не согласится? Что тогда? – Николай так затревожился, что мне стало смешно. Ишь, как волнуется, подлец! – Его милость приберет к рукам наше имущество? По миру пойдем, матушка, с протянутой дланью…

– Если она вздумает и дальше наперекор идти, я найду на нее управу, не переживай, сынок, – у меня даже мурашки по позвонкам пробежали от ее тона. – Есть один способ поприжать нашу красавицу. Тогда уж никуда не денется. Все, хватит о ней разговоры вести! Лучше расскажи, когда ты в Москву собираешься?

Мне это уже было неинтересно, и я так же на цыпочках пошла обратно.

– Барышня, вы, что это с постельки встали?

Я чуть не подпрыгнула, увидев Акулину, которая появилась в дверях гостиной.

– Пить хочу! А тебя как корова языком слизала! – прошипела я. – Хоть бы графин наполнила!

– Как это вы странно выражаетесь… – девушка подозрительно уставилась на меня. – Никогда такого от вас не слышала.

– Если будешь меня жаждой морить, и не такое услышишь! – сквозь зубы процедила я, проходя мимо нее. – Воды принеси. Быстренько. Я тебе еще расскажу, какую еду готовить мне с этих пор.

Я завернула к лестнице, слыша, как Акулина тихо ворчит:

– Видать, хорошо головушкой приложилась Оленька наша Петровна… В мозгах все перевернулось, а на место не встало. Страшно-то как…

Вернувшись в свою комнату, я легла на кровать и задумалась. Значит, кроме наследства еще и долги есть. Жених выкупил их, а меня в нагрузку. Недурно… А что там мачеха еще говорила? Припрятала кое-что? Если рассуждать логически, то, скорее всего, это драгоценности, ведь что еще можно припрятать ценного? Найти бы…

В комнату заглянула Акулина, виновато хлопая глазами.

– Барышня, я водички принесла.

– Так давай уже, – я села, положила ногу на ногу и закачала ею, грызя ноготь на мизинце. Дурная привычка, от которой я не могла избавиться с детства. Поэтому у меня всегда был обкусанный до крови палец.

– Вы чего делаете? – девушка протянула мне стакан с водой. – Разве можно ногти кусать барышне?

Я убрала палец, вспоминая, как меня укусила соперница из Канады, когда я прижала ее к мату. Зараза… У меня до сих пор шрам остался… Вернее был. На другом теле.

Напившись, я указала Акулине на стул и сказала:

– Слушай и запоминай. Значит, так… Пить я буду отвар шиповника, молочко. Яйца мне пусть отваривают, морковь будете тереть с маслом… Орехи есть?

– Есть, барышня, – девушка смотрела на меня с открытым ртом. – И орехи несть?

– Несть. Печень отварную, говядинку… курочку. Рыбу обязательно. Запомнила? – я вопросительно взглянула на нее, и она медленно кивнула. – Хорошо. Овощей побольше. Клетчатку кушать полезно.

– Что кушать полезно? – Акулина подалась ко мне всем телом. – Клучатку? Это еще что за зверь?

– Не забивай голову, – отмахнулась я от нее. – Лучше на кухню иди. Скажи поварихе, что от нее требуется.

Акулина поднялась со стула, пошла к двери, глядя на меня ошалелым взглядом и, ударившись о косяк, ойкнула.

– Осторожно… – я снова легла в кровать, почесывая живот. – Ванну бы принять… Кстати! Акулина!

Ее голова тут же появилась в дверном проеме.

– Чево?

– Мыться я желаю. Сегодня.

Она, молча, кивнула, прикрыв за собой дверь, а я встала и выглянула в коридор. Акулина стояла в паре метров от двери, задумчиво шепча:

– Это ж надобно, так маковкой полыснуться… Клучатку ей подавай… Где этих клучаток взять-то? Как кура, что ли? Или чего другое, заграничное?